Захват

«Пёк доменный умаливал; но. Теща упросила надеть. Думалось, порою: теплынь – лето красное. (Не так, чтобы – очень…) Яко бы: родитель помог, царствие небесно; эге ж: студова, где мати лежит. Но, да и – вещунья, по-своему, с другой стороны. Оба, – промелькнуло в душе Парки, получателя, – дык. Уох-х… соополчась, помогли. Надо же! А, выброси вещь? Старое бывает получше нового! Иде же боец? Онде, – спохватившись, мужик. О-ой».

Хлюпнуло, в канавке; толмач, виделось, увязнув по щиколотки в донную грязь шествовал, с конем на большак; вот, на полдороге помешкал чуточку, в подножной воде. Кланяется, ворог… Чему? Краги-те, подлец замарал, чается, в прокопной грязи;

С тем Парка, через шаг, через два, медленной, так скажем трусцою (наподобие тех, кто борются у нас по утрам, сограждане за лучшую старость), охая, пустился вдогон;

Пал; встал. – «Спокойнее беги, не уйдет», – произвелось на уме;

– Стой! годь, пожалуйста, – изрек на лету, в падении, споткнувшись вдругорь.

– Славно угостил? Заживет. А, не приставай по-пустому, – с полуоборотом, ездец.

Встав, сельник, про себя чертыхнулся; вспомнил на каком-то шагу громкопродолжительный брех доброго десятка собак, слышанный в туманную рань – лаище, когда отплывал за реку, в Селуев затон;

«Мелочь, пустяковина – брех, чаял, забираясь во Мью, лай-переполох на деревне как-нибудь, со временем кончится, а прочее всё, лучшее, так скажем – пребудет; свычным показалось, крестьянину, – не город… И там… Тоже; как бы то, оно ни побольше. Громче? Да не все ли равно? Мелочи. А, нет, не совсем: двоица богатых собак, видели – одна в армяке, помнится (от зельной жары) водят за собою хозяек; человеководы, ага. Кто главный в эдаком содружестве ног… душ? Проще говоря, – обобщил, потрагивая темя, – в шестерке. В набольших собаки, раз так. Борются, по всей вероятности за первое место… Важно ли? не наша печаль… Смех! Более существенно собственное – то, что стряслось тут, на Голодуше, под городом. Воистину пень; да уж; не предвидел дальнейшего, – мелькнуло у Парки. – Мнилось, на воде: пустяковина, подумаешь – брех; дескать, ни к чему беспокоиться напрасно, – ан нет. Лай кончился, как знаем доподлинно, а тещин поклон, оберег заветный скончался… Временно, так будем считать.

Жаленько! Утешимся тем, что несколько ума поприбавилось… Неважный успех. В жизни мелочей не бывает; кажется порою: пустяк, в действительности – многажды большее;

И тут сплоховал. Ну-ка поспеши, торопись, даб не оплошати втройне, – думал, устремившись в прокоп, взвидев, что грабитель, толковник ладит забираться в седло. Или же – подпруга ослабла? подтягивает? Или же…Там! Ён же – в перемётной суме, – сообразил деревенский, следуя в канавную грязь: – Как бы, околпачил полегше… Скроется, отъедет – и всё, и кончено, не дался корабль».

Первая, – отметил мужик, трудновыносимая боль глохла, не вбираясь вовнутрь ясного, как прежде сознанья, исподволь в какой-то часец присовокупилась другая; «Двойственностью кажется… но. Там, – произвелось на уме, – дальше – больше станет по-иному терзать, по-своему… с другой стороны. Винен, ладо; малью восприялась брехня. – Синие, – представил на миг сеятель, глаза-васильки, женины явили укор. – Так тебе и надобно, мученику; сам виноват. Впору б ни прощенья вымаливати-от, недоумку, но – смертоубийственной казни; мелочь – поголовный удар, худшее – собачья брехня», – проговорилось в мозгу с тем как выбирался на тракт, выговорив далее вслух:

– Вынь. Видел!.. Ну чего тебе стоит, денежнику. Сжалься, отдай.

– Чо? Як-к? Не брал. Ну тебя, отстань, отвяжись. Можно ли вернуть не иманное, – примолвил ездец. – Ну-ка отпусти поводок. Ч-чо пристал?! Нету, а ему – подавай. Допросишься ужо. А, добавим… сверху, – проронил переводчик, забираясь в седло. – Верь… Больше – лучше. Як тебе еще доказати, по-иному? Отзынь, – молвил, схоронив пистолет.

– Стой!.. Смилуйся, по праву прошу, – битый, не вдаваясь во смысл, крывшийся в концовке того, что изговорил верховой. – Как не прав? Сжалься, нападатель, захватчик!

– Де они, права человеческие? Ну и брехун. Яко бы, – ввернул переводчик, – горе ты мое, простота в лужу пёрнул. Кто тебе такое, права оные задаром отдаст? Бейся, простофиля за них!.. добренький. За всё, что ни есть лучшее, чем было изволь чем-нибудь своим поступись… надобным тебе самому; як не так?

– Деньги уплачу, за поклон! Сто!.. Сорок талеров… Потом, не сейчас. Выложу, раз надо платить.

– Сто сорок? далеров? И тут насмешил. Все твое богачество – серп, роненный в канавную грязь. Нече понапрасну язатися… Ого насулил; порядочно, – изрек с хохотком, больше для себя верховой. – Просто и легко – обещать… ну; по-городски… А потом? Некогда, темнеет. Прощай. Выдумал…

– Погодь! не спеши. Дом, лучший на селе заложу!