Захват

«Безвременный ходец путешественник баса-королевич, воевода без воинов, победна головушка, – подумал торгаш, тихвинец, припомнив чуток песенных речей гусляра, слышанных в последний приход к городу на устьях Невы: – Як там говорится подальше, в песенном сказании? Вот. Ежели сменять королевича на Федьку: сошлось, чуть ли не одно к одному. Горюшко!.. Ты, дескать забыл на родинах, за речкою быстрой, Куялою сердечные други – вострый ножи избулатный да меч-кладенец… Малый, вестоноша не врет. На дальней на чужой на сторонке… онке заборона великая! Воистину, так».

В путь, навоевались; довольно. Даже с перебором, по времени. Положим, не зря мешкал выбираться; эге ж. Кое и чему подучилися. И так, вообще. Может ли пропасть нажитое… сердцем. Никогда, ни за что. Нетути сплошных неудач. Ибо таковых не бывает. Как-нибудь; получим свое. Было б до чего додиратися. Ужо победим. Выдержкою. Да и ногами.

«…В некоторой мере, сгодилось: так бы не узнал, на торгу, от зарубежных людей, что в Тихвине бывала чума. Вымерли де, молвил один плаватель деревни под Тихвином. Как быть? Продолжал. Не обогатился, увы. Мало не одиннадцать лет канули собаке под хвост.

Чо етто – пускаться на Свию неизвестно зачем: дурь? Якобы – неведомо, – знал; думалось вернуться во отчество, какое ни есть, бедное – с горшком серебра. Эхнулась, – мелькнуло в сознании литовская брань[19].

Попусту, выходит копал. С тем – двойственное все, на миру: каб ни продолжал заниматься, без толку тяжелой работою, на благо крестьян, копачеством – не знал бы того, что тихвинские села не вымерли, – какую-то часть сельников де, с тысячу душ (включая малолетних, по-видимому), рек на Неве Марко-ладожанин, купец вывезли куда-то на юг. Дескать, перевез курченин (воронежец?) Корнейко Гнездилов, тамошний помещик, возможно – земли от крымчан боронити. Ой ли – под Воронеж? За Тулу?? Верится не так, чтобы очень. Более правдивый народ, местные… под Канцем один – пришлый, перебежчик вещал, что перевели под Москву. Всякожды глаголют, по-разному. Поди разберись… Как-нибудь найдутся, попроще; да уж; не горшок серебра. Эх, Настасья».

Вот как: не нажился!.. И что ж? Спокойнее; ну да: не отымут. Жаль, но ничего не поделаешь; довольно и так – хватит сорока с небольшим, честно заработанных далеров. Куда их, солить? Не надобно ни самого лучшего чем больше, тем лучше, что свойственно повадкам гражан, купечеству, – мелькнуло у Федьки, да и, собственно всем, включая горожан простецов, ни худшего, сравнительно с днешным, ни сколько-нибудь твердых надежд на благополучный исход;

«Жив, цел, Настасья. Прочее не важно, потом. Сыщутся, – подумал гуляй чуть ли не в пятнадцатый раз; – этт тебе не деньги, которых никогда не терял. По-нашему случилось, ну да: в том, что не нашедчи сокровище – кубышку, считай ровно ничего неожиданного; было, не раз: в ждании чего-нибудь нужного почти завсегда высунется вовсе не то. Нежданными бывают, единственно лишь токмо удачи, – пронеслось на уме, – ятые с большою натугой, в трудностях на каждом шагу.

…Но, да не впустую, положим, пролетели годки: нечто наподобие прибыли: успешно мечтал. Чем ни удовольствие? Ну. За всё, что получаешь от жизни, в особенности тут, за Куялою – изволь заплати. Рассчитывались черной работою, трудом копача. По-крупному лопатил грядущее – мечтать, так мечтать. Чем тебе, оно ни успех: было-че, приедешь на родины не то что с кубышкою, что впрочем – не мало, для обыкновенных людей, оратаев, – с мешком серебра; думалось: чем больше, тем лучше. На два замахнулся одиножды… Пупок надорвал… Зарвался. Если бы придумал конягу, во-время – иной разговор».

Не обогатился – и что ж; свычное, подобно тому, что нарассказал бобылёк; то же, по свидетельству местных, – сопоставил ходец, видывавший виды: погром, ставшийся весною под Канцами, на Лисьем-Носу;

Коль скоро нападения бранных следуют одно за другим, лавиною – так в чем новизна? Не лучше бы сие называть, не мудрствуя лукаво привычным, как свойственную всем до единого, и даже в Руси, под Тихвином, вселюдную ложь. По-видимому: время такое, – промелькнуло в мозгу; – безвремение, лучше сказать; вот именно… Да нет, не совсем. Время – как во все времена, не лучше и не хуже иных. Свыклися, особенно в Канцах с тем, что происходит в миру. Не стало, говорят происшествий… Ни, даже – чрезвычайных? Как так? По-ихнему, в среде горожан: убийство – заурядная вещь? Ложь – да, обычное, считай воровство; без наглого, порою обмана сколько-нибудь честных продаж, по совести в градку не бывает. Простительно, постольку поскольку по-иному – никак. Свеженький пример: Докучаев младший да его сотоварищ Шуба, городские купцы продали на Утке, повыше города гнилое сукно, выдав таковое за лучший в королевстве товар. Кто б его купил, без вранья? И рыбников – крестьян подгородья, думается можно понять: дай самого-пресамого лучшего, как можно дешевле; именно. Изволь получи… радуйся. По-ихнему вышло? Людие погрязли во лжи…»

23