Захват Московии

Вытираясь, я думал с некоторой гордостью, что теперь я — битый-варёный тип: побывал в милиции и живым вышел наружу. И я представил себе, как буду рассказывать всё это дома и как мама будет волноваться, а папа иронически вставлять: «Ja, fein… na, sch"on… das glaubt man doch nicht… unglaublich» [18]…

Вдруг зазвонил телефон. Кто это? Может, Маша? Номер от полковника узнала? Я схватил трубку. Это был портье, сказавший:

— Тут к вам пришли. Вы кого-нибудь ждёте?

— Нет, жду никого, — ответил я, с тоской подумав: «Началось! Опять милиция?..»

— Если не трудно, спуститесь в вестибюль.

Очень трудно, но спускаться надо, а то сами поднимутся. Я почему-то был уверен, что это опять милиция. Хуже будет. Их нельзя злить и сердиться, надо торопиться. Или, может быть, полковник прислал мои вещи с сержантом? Вот это было бы круто! Реально!

Я кое-как оделся, спустился на лифте.

Портье, похожий на кистеухую свинку, указал мне на кресло, где спокойно и прямо, обхватив ступнями сумку, восседал Исидор в плаще-накидке, с золотой кокардой на фуражке, из-под которой сзади вился конский хвостик. Рядом Фрол что-то перекладывал из рюкзака в карманы черной куртки. На левом рукаве — нашивка:

На правом — другая:

— Вот, эти говорят, что к вам, — неодобрительно дёрнул подбородком портье, на что Исидор громко и отчетливо, на весь зал, произнёс:

— Твое дело сторона — стоять у стойки по стойке смирно! — А Фрол сердито добавил, по-волчьи глядя на портье из-под вязаной шапочки:

— Ты грызло-то своё не корчи — кипятком чтоб не ошпарило!..

— Я — что? — скукожился, обтянулся портье. — Люди, говорю, пришли…

— Вот так и говори — люди. А не эти вместоимения — «эти»! Правильно? — Фрол заглянул в лицо Исидору (который в знак согласия прикрыл свои большие ячеистые веки), а потом обратился ко мне: — Желаю здравствовать, господин бакалавр! Как доехали?

— А, спасибо, хорошо… А вы?

Я не знал, что делать, — в номер их вести не хотелось, но и тут разговаривать не очень приятно — портье, уборщица, за колоннами какие-то мурзики на диване сидят. Чтоб охрану не вызвали!

— А мы с дороги… Зашли посмотреть, как наш новый боец устроился, что делает… — сказал Фрол, выразительно глядя на меня, и мне подумалось, что они хотят остаток денег. «А, взнос! Хорошо… Дам им, и они уйдут…» Я сделал рукой жест:

— Прошу в номер!

Исидор молча ногами выдвинул вперед сумку, поднялся — был выше меня на голову; Фрол взял весь багаж на оба плеча, и мы пошли.

В номере они очень по-деловому начали раскладываться. Исидор, спросив, не против ли я, если он примет душ с дороги, отправился в ванную без моего ответа, Фрол стал вытаскивать из рюкзака какие-то ведомости, что-то перекладывать. Вид у него был ожидающий.

Я взял из бумажника пятьдесят долларов (осталась одна десятидолларовая купюра) и протянул ему:

— Вот. Мой долг, взнос!

— Ай, спасибо! — Фрол спрятал деньги.

Я ждал расписки, но он хозяйственно отгреб локтем мои вещи на столе, разложил листы, объясняя:

— Обход московских членов делаем. Начали с тебя.

— Почему так?

— А около вокзала живешь.

Да? А мне казалось, что до вокзала довольно далеко… Я сказал об этом Фролу, но тот высчитывал что-то и не отвечал.

— И как дела? — чтобы прервать паузу, спросил я.

— Дела идут — контора пишет.

— Какая контора?

— А всякая… Контора — место поганое… Тебя, случаем, менты не цепляли?

— Меня?.. Нет, не цепляли… Не цепляка… А что? — Я решил ничего не говорить про свое горе.

— Да ничего, с нашивками и наклейками осторожнее…

— А у вас? Всюду? — указал я на его руку.

Он уставился на свой рукав, как будто первый раз его видел:

— Эти?.. А, нам всё равно! Реально засвечены! Может, и следят за нами… Цветные сейчас волю получили, шныряют и людей шнуруют только так… Хваталово идет, будь здоров!

Хваталова еще не хватало мне!.. И так вчера уже схватали!

Он не успел объяснить мне, кто эти цветастые и кого-что они шнуруют, — из ванной появился Исидор. Он был в каком-то странном френче с карманами, в какой был одет на фотографиях Сталин в учебнике фрау Фриш. Приглаживая темные волосы и выжимая косичку, он огляделся.

— Что? Чайку? — Фрол замер, но в номере не было ни чайника, ни посуды, кроме двух стаканов, один из которых — в темных размывах от вчерашнего вина.

— Пили? — кивнул на стакан Исидор. — Портвейн?

— Нет, австралийское вино… из кенгуру… Кенгуровина…

— Кенгурятина, — поправил меня Фрол, с чем я согласился и сказал, что стараюсь алкоголь не пить.

Исидор понимающе кивнул, заплетая косичку:

— Мы тоже стараемся, но избежать нельзя. Вот Фролушка иногда чудит, но ему можно — он в народном крыле секретарем, а там без этого — никак…

— Крылья есть?

— А как же. Одно крыло — народное, другое — радикальное, третье — либеральное. Знаю, знаю, этих слов по-русски нету… — Он покосился на Фрола. — Думали еще дворянское крыло сделать, но решили, что не надо народ дразнить… Да и партии аристократов нигде нет, даже в Англии…

— А вот опять слово — аристократ! — заметил Фрол.

Исидор на секунды две воззрился на него с вызывающим презрением: