Захват Московии

Ни для кого не тайна, что мы, желая во всем достичь небесных высот, давно строим новую Вавилонскую башню.

Но увы, строительство наше находится в плачевном состоянии. Господь Бог так основательно смешал все языки и наречия, так успешно помутил наш разум, что полный хаос царит на стройплощадке — каменщики напрочь не понимают штукатуров; столяры не ведают, чем занимаются бетонщики; маляры не посвящены в дела плотников; слесари клеят обои; паркетчики варят трубы; кровельщики еще возводят фундамент, а сантехники уже принялись за крышу; одни кричат: «Майна!» — другие протестуют: «Вира!» А начальники строительства, у которых лбы широки, а мозга мало, важно наблюдают в подзорные трубы за ходом работ, одаривая иногда ценными указаниями. И главное: все всё время умывают руки, ибо никто не знает, скоро ли рассыплется башня или же еще долго будет стоять, скособочившись, пугая мир и вызывая удивленный ужас у остального человечества…

Хаос, бестолочь, суета и вселенская тупость царят на стройплощадке. Да и как иначе? Главные архитекторы умерли; проектировщики и инженеры — в бегах; производители работ — в тюрьме; подрядчики разбрелись кто куда; прорабы тащат, тащат и тащат; десятники спят; бригадиры выпивают; кладовщики закусывают; бухгалтерия подсчитывает, и лишь чернорабочие трудятся не покладая рук. Но, к сожалению, правая рука не ведает, что творит левая, рука руку моет, голова не знает, куда несутся ноги, которым, в свою очередь, нет покоя от больной головы.

Кирпичей миллионы штук в расход пустили, говорящие кирпичи — вещь в нашем хозяйстве не дефицитная, в отличие от всего прочего. Чего-чего, а этого добра хватает…

А, понятно — это такая протестная проза… Ну да, такую битники писали, хиппи, папа рассказывал, он тоже одно время увлекался: против всех, против власти, они даже в молодости один раз ночью сломали палками несколько дорогих машин… Что ж, вполне можно перевести на немецкий язык… Лексика понятная, не сложная… Есть и идиомы, и фразеологизмы, они всегда полезны для тренинга…

Но который час?.. Надо выйти, поесть. В гостинице ресторан работает только вечером, в день приезда я заглянул в буфет, где мне не очень понравилось: красновато-сероватая рыба невесело поглядывала с хлеба, сыр из-под целлофана скучно морщился (вроде слойчатого лба Флорушки), а кофе, хоть и назывался чёрным, был светло-коричневым. Нет, надо пойти в то кафе, где я ел солянку-поселянку. Оно где-то недалеко. Направо идти или налево?.. Ничего, Фредя найдет…

Собрался я быстро — сунул в карманы бумажник и ключ (всё остальное лежало у полковника). Съехал на лифте вниз.

Мы с портье неприятно обнюхались взглядами и раскатились: я — к выходу, он — к кофейному аппарату, похлопал по нему и крикнул куда-то в открытую дверь:

— Эй, Сергуня, аппарат опять не работает!..