Захват Московии

Я в возбуждении начал смотреть на номера домов… Вот 46… Магазин… Вот жилые дома… уже хорошо пожившие… пожилые… штукатурка отвалилась от стен… Вон, кажется, ларёк… «ПРЕССА»… А в ларьке — беретная серая голова…

— Добрый день, Матвей Самуилович!

— День добрый! — Он сразу узнал меня. — Выпустили из избы?

— Да… А вас? Вы?

Старик развел руками с недвижными клешнями (как у того чёрного рака, что в баню ходит):

— Отдал штуку, будь они неладны…

— И у меня тоже злонесчастие — карточку автомат взял… не отдавал… Опаньки — и всё!.. При заборе! Беспередел! Мне надо позвонить скорей… запереть… У вас телефон?

Самуилович покопался в карманах клетчатого пиджака, протянул ключи:

— Видите подъезд? Поднимайтесь на третий этаж, налево, табличка «Беренберг», это моя квартира, там телефон, звоните куда хотите, я минут через пятнадцать ларёк прикрою и приду. Код Германии знаете? 0049…

Я молча взял ключи и пошел, удивляясь — он же меня совсем не знает, кто я ему, чужой, а ключи дает… Какой наш немец сделал бы так?.. Вот она, загадочная душа… нараспашку… нет, нараспашонку…

Квартира была убогая, со старой мебелью, захламистая. Старомодная кровать, ночной столик с книгами, потёртые коврики с оленями. Пара салфеточек, слонишки, мелкие вещишки, фото в облезлых рамах, фарфоровая балеринка без правой кисти за мутным стеклом… Но книг много! До потолка. И старые, тёмные, и светлые, новые.

Диван, вздохнув, просел подо мной до дна. Телефон тоже старинный, массивный, шнуры сидят кое-как… Я начал набирать. И, на счастье, дозвонился — трубку взял отец.

— Vater, ich bin’s, Manfred…

— Wie geht’s dir, mein Sohn?

— Gut. Aber… der Geldautomat hat meine Karte geschluckt.

— Oh, das ist schlimm!

— Ruf, bitte, die Sperrhotline an, die sollen die Karte sperren…

— Gut, sag mir mal deinen Pin-Code. Welche Bank? Gut, mache ich. Mama l"asst gr"ussen. Brauchst du Geld?

— Na ja…

— Ich kann dir das Geld per Western Union Bank schicken, kommt sofort.

— Danke. Aber zuerst sperre die Karte. Ich melde mich. [23]

Когда пришел Самуилович, я уже сидел спокойно. Настроение поднималось, нагревалось. В конце концов, люди всё теряют. Там денег было — кот в плаще не валялся… Вот, папа в поезде забыл ноутбук со всеми разработками… чуть с работы не того… тю-тю, воркутю… И что, собственно, случилось такого?.. Карточку закроют, а папа деньги пришлёт… И всё! А хорошо «У мамы» жить!.. И в банке «У папы» деньги получать!.. И правильно меня Бабаня всегда стыдила, что я — «паник-махер»: «Вы, немцы, все паникёры, всё хотите заранее по полочкам разложить, а так не бывает. Всё само собой по местам уляжется».

— Ну как вы? — спросил старик из коридора. — Не испугались моего кавардака?

— Нет. А что это?

— Ну, когда неубрано… Удалось позвонить?.. Ну молодец!

— Да. Удалой молодец… На овец и сам самец… Книг много тут!

— Собираю, читаю… Вон и пластинок много, жена собирала… Знаете, кроме этого угла с лампой, чаем и книгой, ничего ведь не осталось! А хотелось бы пожить… Поразительно, как быстро наше сегодня превращается во вчера! И как человек привыкает к своему одиночеству! Как собака к подстилке!

Я деликатно промолчал.

На окнах — цветы в горшочках, пестрые цветульки в горшульках. Потолок в водяных оводьях… нет, поводьях… или разводьях?..

Старик заметил мои разглядывания, объяснил:

— Соседи, пролили. А ремонт делать!.. — Он махнул рукой и подсел к столу. — Сейчас чай будет. Ну, как вы, освоились? Вы же студент, не так ли? Учитесь или как? Нравится у нас?

Я полукивнул:

— Да… Почти что… Еще не усвоился… Трудно… Но люди хорошие, добрые… некоторые… — добавил я, вспомнив противного типа с серьгой из бюро, затеявшего мои злонесчастья.

Самуилович усмехнулся, потрогав голубой синяк на щеке:

— Чем это они добрые?.. Испоганился народ. Деньги с ума свели. В наше время все сто двадцать рублей зарплату получали и делали, что хотели, — книжки читали, общались, а сейчас… За копейку глотку перережут… Я же в ларьке сижу, всё слышу, что люди говорят…

И он рассказал о каких-то чёрных риелторах, которые, желая завладеть квартирами одиноких людей, под пытками заставили двух стариков переписать на них жилплощадь, а потом убили их, растворив живьем в бочке соляной кислоты, а остатки — костное месиво — собрали лопаточкой в трёхлитровые банки, закатали крышками и отнесли к мусорным бакам, типа выбросили испорченные консервы:

— А бомжи поели, отравились — так и выяснилось всё… Ну да ладно. Дозвонились, куда хотели?

— Да, коротко. В Мюнхен, папа карточку приоткрыл… нет, наоборот, призакрыл…

— А, ну да, ну да… Я этих шуток не имею, карт. — Он пошёл на свист чайника.

Вдруг на окне я увидел в банке какой-то гриб, похожий на медузную саркому, мерзкий и скользкий. Бородавчатое тельце висело, как розоватый эмбрион. Какие-то щупальца и шлёпальцы свисали из банки, как ноги головоногого с койки…

— Это что за… флора?

Я поднялся помочь старику, несущему с трудом две тарелки с дребезжащими чашками, но он благополучно добрался до стола:

— Всё, спасибо. Какая такая Флора? А, это… Гриб такой…

— Вид противный… Я бы не мог…