Захват Неаполя. Скала Роз

Все помощники и слуги Беатрис разом выпили свое вино и снова принялись за еду. Девушка встала и, сославшись на какую-то слабость, якобы охватившую ее, покинула трапезную.

Когда она ушла, все почувствовали себя неважно. Вдруг всем сделалось дурно, словно какая-то невидимая рука схватила их за горло и закрыла кровавой пеленой глаза. Этторе делла Умберто попытался встать, но ноги подкосились, и он упал на каменные плиты трапезной, хрипя и задыхаясь. Из его рта полезла розоватая пена, которая пузырилась и клокотала, словно во рту несчастного был гейзер. Остальные помощники были уже мертвы – смерть настигла их мгновенно, они даже не поняли, как умерли, застыв в тех позах, в которых остановилось сердце каждого из несчастных.

Беатрис выждала пару минут, после чего осторожно вошла в трапезную. Она наклонилась над каждым из них, осторожно поднося стальное лезвие кинжала к их ртам и проверяя – живы ли они. Но все умерли, оставался последний из слуг, которого она собственноручно заперла на ключ в домике возле моста.

Девушка взяла в руки поднос, положила на него большой кусок мяса, глиняный кувшин с вином и, посмотрев по сторонам, взяла с трупа рыцаря Этторе длинный кинжал с тонким и узким, словно шило, лезвием. Кинжал она спрятала на поясе за спиной платья, прикрыв его, для верности, накидкой…

– Ты, наверное, уже заждался нас? – Наигранно веселым голосом произнесла Беатрис, открывая дверь в домик. Воин встал и подошел к раскрывающейся двери. Он увидел Беатрис, держащую большой поднос с едой и вином, предназначавшийся для него. Она глазами показала ему, чтобы воин принял поднос, помогая ей. Тот, ничего не подозревая, взял поднос и, увидев, что она пришла одна, спросил:

– Синьорина, а где же остальные? – в его голове прозвучала тревога и волнение.

– Они ждут тебя, мой друг… – странным, словно могильным, голосом произнесла она и, выхватив из-за спины кинжал, ударила в шею воина.

Тот захрипел и, выронив из рук поднос, схватился за разрезанное горло, из которого сквозь пальцы начал хлестать фонтан ярко-красной крови. Воин неуклюже завалился на спину и с грохотом упал на доски пола. Под ним медленно вырастала огромная лужа крови, темным пятном расползаясь по доскам. Кровь потекла прямо под ноги Беатрис, словно путаясь в последнем рывке жизни запятнать ее навеки. Она с ужасом отпрянула назад к входной двери и выбежала из домика.

Только к ночи, отпустив на волю всех домочадцев и слуг, живших в замке, она немного успокоилась и, собравшись с силами, перепрятала в небольшой расселине все мешки с золотом, завалив его, для верности, мелкими камнями, вернулась в замок и облив все маслом, подожгла строения, в которых лежали трупы жертв. Пламя нехотя разгоралось, лениво поднимая к черному ночному небу свои узкие кроваво-красные языки, но, почуяв свободу, отринуло сдержанность, раскинула огненные лапищи, пожирая все в округе.

Беатрис накинула одежды прокаженной, привязала к пояску три небольших кошеля с золотом, спрятала кинжал и, сев на мула (лошадь могла вызвать подозрения), уехала в непроглядную темень ночи. Едва заметная зимняя прохлада, смешиваясь со свежестью ночного воздуха, медленно приводила девушку к осознанию ужаса, совершенного ею. Ночь, крадущаяся за ней по пятам, подступала смутными и неясными тенями деревьев, словно тянувших к ней свои ветви, казавшиеся в ночи щупальцами кошмарных созданий. Беатрис плотнее завернулась в накидку, поправила серые одеяния прокаженной, надвинула глубже капюшон и, боясь смотреть по сторонам, поехала по извилистой дорожке. Маленький набатный колокольчик прокаженного, висел на крупе мула и издавал скорбный и протяжный, словно плачущий, звон, позвякивая при каждом шаге мула.

Она не думала ни о чем. Все ее мысли целиком и полностью поглотила месть, сладкая и, одновременно, ноющая, словно боль от занозы, погружая в себя и заставляя забыть обо всем на свете, отдавшись полностью ей, до последней капли жизни, без остатка и надежды на возможность отыскать иной путь в жизни.