Захватывающий мир легких

Разумеется, все это — полная чушь. Нельзя сказать, что во всех названных теориях не было ни зернышка правды. Но сама по себе простота, универсальность и абсолютность каждого объяснения (и решения) должны вызывать скепсис. Простые решения редки в медицине (как и в жизни вообще). Сколько приступов астмы удалось прекратить с помощью психоанализа? О каком конфликте освобождения можно говорить в случае, если астма впервые возникает у 50-летнего пациента? Как оперативным путем, с помощью иглы и нитки, вылечить аллергию, которая у большинства детей является пусковым механизмом астмы?

В 1970-е годы начался стремительный подъем клеточной биологии. Теперь она давала ответы практически на любые вопросы о возникновении, механизме развития и лечении легочных болезней. Астма? Хроническое воспаление. Аллергия? Сбой в иммунной системе. ХОБЛ? Вызванное курением хроническое воспаление, следствием которого является саморазрушение альвеол. Рак? Накопление мельчайших клеточных повреждений, которые в силу стечения обстоятельств приводят к неконтролируемому росту клеток. Фиброз легких? Неудачно проведенный ремонт, который в конечном счете выливается в образование рубцов на тканях. Клеточная биология не только объясняла симптомы и течение болезней, но и создавала предпосылки для их действенного лечения. Одно время успехи клеточной биологии были столь велики, что все другие подходы к изучению хронических заболеваний просто игнорировались. Их объявляли старомодными, а в худшем случае даже эзотерическими. Что же сегодня? Сегодня мы уже не исключаем, что нам придется реабилитировать старого доброго профессора Александера хотя бы в каких-то аспектах. И поводы для этого дает, как ни странно, именно клеточная биология.

Зарыть траншеи, выкопанные между телом и душой, удалось двум относительно новым научным дисциплинам: психонейроиммунологии и эпигенетике. В середине 1970-х годов некоторым умным исследователям надоело вечное «или-или». Они решили наконец применить целостный подход и изучить взаимосвязи между психоневрологическими и воспалительно-иммунологическими процессами. Неслучайно психонейроиммунология стала результатом сотрудничества психолога Роберта Адера и иммунолога Николаса Коэна из Рочестерского университета (штат Нью-Йорк). Адер и Коэн впервые доказали, что мозг способен управлять функциями иммунных клеток и что иммунные клетки и воспаления в свою очередь могут влиять на процессы в мозге. Сначала к их работам отнеслись скептически, но впоследствии эти сведения оказали большое влияние на определение роли стресса. Давно было известно, что стресс у астматиков является пусковым механизмом приступов, однако достоверного объяснения данному феномену клеточная биология дать не могла. В результате исследований, проведенных несколькими группами ученых, были получены доказательства, что и острый, и продолжительный стресс усиливает воспаление дыхательных путей у астматиков. Более того, хронический стресс перепрограммирует иммунную систему таким образом, что создаются условия для развития аллергии.

В скором времени экспериментальные работы были подтверждены долгосрочными исследованиями на пациентах: у детей, болеющих астмой, риск возникновения тяжелых приступов увеличивался вдвое после психотравмирующих событий. У взрослых фазы стресса также часто предшествовали ухудшению состояния. Удалось доказать и обратное: всевозможные методики расслабления (например, так называемая тренировка осознанности или йога) облегчают течение астмы. Эти и схожие способы оказались действенными и для пациентов, страдающих ХОБЛ, потому что помогали снять приступы удушья и уменьшить страх перед физической нагрузкой. Даже от спазма бронхов удается избавиться с помощью расслабляющей и поведенческой терапии. Сегодня данные взаимосвязи признают даже сторонники чисто соматического подхода, но до сих пор ситуация истолковывалась так, что стресс хоть и усиливает уже имеющиеся нарушения и дефекты, но не в состоянии вызывать их. Но так ли это? Некоторые исследователи вновь решили задаться вопросом, что было раньше: яйцо или курица? Они называют себя эпигенетиками.

Среди пациентов с ХОБЛ значительная группа — каждый третий — дополнительно страдает и от депрессии. Конечно, можно с полным основанием подумать, что ХОБЛ представляет собой тяжелое хроническое заболевание, существенно ограничивающее социальную активность людей. Как же тут не впасть в депрессию? Все правильно. Но у многих пациентов депрессия предшествует ХОБЛ. Можно ли считать депрессию фактором риска для развития ХОБЛ?