«Прилип, что ли, там?» — сердился Андрей Васильевич, зная о любви парня к оружию.
У Павла действительно была страсть к револьверам. В раннем детстве он не расставался с игрушечным пистолетом, стрелявшим пробкой, позже появился пугач, затем на смену ему пришли негодные револьверы разных систем, которые выменивал у мальчишек своего поселка, целыми днями шнырявших в поисках добычи на заводских складах металлического лома. Он терпеливо возился со своим арсеналом, хранившимся в заброшенном курятнике, безуспешно пытаясь то исправить смятый барабан, то выпрямить искривленный ствол, из которого, как говорил, посмеиваясь, его брат Петр, можно было, целясь в дверь, попасть в крышу.
Уже вечерело, когда появился Павел. Лицо его казалось озабоченным.
— Ну, как оружие? — спросил его Сердюк.
— Сто штук «ТТ» новеньких, один в один. Все осмотрел. Жаль, бабахнуть нельзя было.
— Где прячут оружие?
— В погребе. У них он хорошо замаскирован. На люке, что в погреб ведет, буфет стоит тяжелющий. Насилу вчетвером с места сдвинули.
— И ты ничего с собой не принес?
— Не дали. Я было отложил два «ТТ» и две «лимонки», завернул в тряпочку (тряпочку специально с собой захватил), да забрали, окаянные. «Мы, говорят, по счету приняли — по счету и сдадим. Дело военное. А тебя где-нибудь с этим сверточком поймают — и к ногтю».
— Правильно рассудили. Значит, так ничего и не взял?
— Ей-богу!
— Ой, врешь, Паша! На тебя не похоже. Чтобы ты ничего не стащил из оружия — быть не может.
Павел потупил глаза, покаянно произнес:
— Что я — пистолета не заработал, Андрей Васильевич?
— Куда дел?
— Под крыльцом во дворе спрятал. «ТТ» и «лимонку».
— Неси, — потребовал Сердюк.
Павел неохотно вышел и принес два свертка. Сердюк внимательно осмотрел пистолет, вынул капсюль из гранаты, положил на стол.
Павел не сводил с пистолета зачарованных глаз.
— Оружие как оружие, — заключил Сердюк. — А что тебя беспокоит?
— Обстановка в доме странная. Ничто ни к чему не подходит. Видно, с разных квартир натаскана. А какой подпольщик будет этим заниматься?
— А еще? — Сердюк чувствовал: недоговаривает что-то Павел.
— Ребята больно уж сытые. По-моему, такими из окружения не выходят. Все по-солдатски остриженные, волосы короткие, словно сегодня из парикмахерской. Где бы это они могли? Если в армии стригли, то уже обрасти должны. А?
В пальцах Сердюка заерзала папироса. Он смял ее и швырнул в угол. Потом снял со стола капсюль, взвесил его на ладони, бросил в пылающие угли и отбежал в сторону, увлекая за собой Павла.
Павел сжался, ожидая, что капсюль взорвется, но прошла минута, другая — было тихо. Сердюк, прикрыв лицо руками, заглянул в открытую печь. Раскаленный капсюль спокойно лежал на углях и уже начинал плавиться.
— «Липа»? — спросил Павел.
Сердюк кивнул головой. Он был бледен, глаза неподвижно уставились на деревянную кадушку, в которой томился куст олеандра.
— Выходит, выследили нас, Андрей Васильевич?
— Выследили, Паша.
— Доработались… — процедил Павел и, взяв со стола пистолет, сунул его за пояс брюк.
Давно, очень давно Сердюк не испытывал такой растерянности. Перед его глазами прошла вереница людей — Теплова, Петр Прасолов, Мария Гревцова, Саша. Кто выслежен? Может быть, их уже схватили, может быть, Теплову (почему-то он подумал именно о ней) терзают сейчас в гестапо. И во всем виноват он. Значит, плохо соблюдал конспирацию, не оправдал доверия партии.
В изнеможении от этих дум он опустился на стул. «Нет, сегодня не возьмут, — подсказывал ему здравый смысл. — У них другой план — захватить всех. Это ясно. Иначе меня схватили бы первым. Значит, есть время для размышления, для действий».
— Еще поработаем, — тихо, как бы про себя сказал он. — Слушай, Паша. Передай Тепловой приказ от моего имени: немедленно уйти к Крайневу.
— Через линию фронта?
— Она знает куда.
— А я?
— Ты тоже с ней.
— Я останусь. Меня ведь только тайные агенты видели, а они в гестапо не ходят. За последние два месяца я у них на явке первый раз.
— Возможно, тебя сегодня и выследили.
— Ну да, — усмехнулся Павел, — меня выследят. Я дворами сюда шел — дворами и уйду.
— На улице встретят.
— Тогда вот этот пущу в ход. — Павел выразительно похлопал себя по бедру, где за поясом был спрятан «ТТ».
Андрей Васильевич с нежностью и тревогой посмотрел на паренька.
— Согласен, но при условии: поселишься в кочегарке и будешь там дневать и ночевать.
— Идет, — обрадовался Павел. — Меняю хату на кочегарку. От гестаповцев лучше всего прятаться в гестапо. А вы?
— Я и Пырин пока останемся. Надо, Паша, предупредить еще одного товарища, — Сердюк думал о радисте. — А то придет в мастерскую на явку — и прямо в лапы… — И подошел к Павлу вплотную: — А ну-ка давай оружие.
— Андрей Васильевич, Андрей Васильевич! — скулил Павел.
— Давай, давай! Осмотрю — верну.
Павел недоверчиво протянул пистолет.
Сердюк вынул обойму, проверил механизм — действует безотказно. Один за другим разложил на столе патроны. Внимание привлекли легкие, почти незаметные царапины на одной пуле. Царапины были расположены симметрично: значит, кто-то вынимал пулю из гильзы.