Закипела сталь

— Процентов семь.

Нарком развел руками.

— Чему же верить? Тому, что вы пишете, или тому, что говорите? Ладно. Ради первой встречи прощу, но не забуду. Идите и попробуйте отучиться лгать.

Нарком проводил инженера долгим взглядом, словно хотел хорошо запомнить его, посмотрел на часы и обратился к парторгу:

— Хотите проехать со мной на блюминг? У меня там встреча с Нечаевым и Мокшиным.

Гаевой охотно согласился.

— Предупреждаю, держитесь от меня подальше. Я сегодня проведу наглядное занятие по малой механизации, — сказал нарком, когда машина остановилась у здания блюминга.

Мокшин и начальник блюминга Нечаев были на нагревательных колодцах. Нарком медленно пошел вдоль площадки. Заглянул в колодцы, осмотрел приборы, понаблюдал за работой кранов, подававших на электротележку красные, покрытые слоем окалины слитки, и долго следил, как бежит тележка по рельсам и вываливает слиток на рольганг — механизм, подающий слитки к валкам блюминга.

— Сядьте в тележку рядом с машинистом и прокатитесь вдоль пути несколько раз на полной скорости, — предложил нарком Нечаеву.

— Для чего? — удивился тот.

— Прокатитесь — поймете.

Начальник блюминга неторопливо спустился вниз и, выполнив приказание, вернулся смущенный.

— Ну как? — осведомился нарком.

— На двух стыках подбрасывает крепко. Сегодня же сменим рельс.

— А раньше не могли? Как не стыдно. Ведь там восемь часов человек работает.

— За всем, товарищ нарком, не усмотришь, — оправдывался Нечаев.

— И смотреть не нужно, это ухом слышно.

Пройдя вдоль рольганга, нарком остановился у площадки, где производилась маркировка броневых листов. Один рабочий опускал на лист штамп с клеймом, другой с силой ударял по нему молотом. Здесь было нестерпимо жарко. Каждые десять минут рабочие сменялись — асбестовые костюмы и войлочные шляпы со щитками не спасали.

Нарком подошел к маркировщикам и заговорил с ними. Через несколько минут он жестом подозвал к себе Мокшина и Нечаева. Те приблизились, остановились рядом, отворачивая лица от раскаленных листов, мчавшихся по рольгангу у их ног.

Рабочие уже сменились, а они все продолжали стоять. У наркома дымилось пальто. Мокшин вертел головой в разные стороны, не зная, как защитить лицо. Нетерпеливо затоптался на месте и Нечаев — нагревшиеся брюки обжигали колени. Только увидев, что в глазах у Мокшина появились от жара слезы, нарком неторопливо сошел с площадки и направился к выходу. Сбежав вниз и тщательно вытерев вспотевшее лицо, Мокшин набросился на Нечаева:

— Почему автомат для клеймения не ставите?

— Вы знаете почему, — еле сдерживаясь, чтобы не ответить тем же тоном, произнес Нечаев. — Я вам пять раз сообщал по телефону, что станок замаринован в механическом цехе.

Не найдя, что ответить, Мокшин поспешно вышел из пролета.

Нечаев взглянул на Гаевого и расхохотался.

— Мне-то еще ничего, я длинный. Только колени припекло. Но как Мокшин выдержал? Он-то мне по плечо. Побежал, наверно, в механический. Значит, на днях станок будет.

— Шел к вам прощаться, — сказал нарком Гаевому, встретив его на лестнице. — Срочно вызвали в Москву. Просьба: мобилизуйте коллектив на увеличение пропускной способности печей в термическом цехе. Если не решите, придется мне возвратиться сюда и заняться самому.

— Обещаю, — успокоил Гаевой наркома.

15

Первые дни пребывания у Макаровых Сергей Петрович не расставался с Вадимкой. Мальчик перестал ходить в детский сад, безотлучно находился при отце, сопровождал его во время коротких прогулок, терпеливо сидел на табурете в ванной комнате, когда Сергей Петрович принимал хвойные ванны. У истосковавшегося по отцу Вадимки не иссякал запас вопросов, и не на все из них было легко ответить.

— А мама тоже приедет?

— Нет, не приедет.

— Мы к ней поедем?

— Нет, и мы не поедем.

— Значит, будем вместе жить. Оба два мужчины, — заключил Вадимка и как будто успокоился, но вскоре опять принялся за свое. — А почему мама не приедет?

— Она нас не любит.

Вадимка задумался.

— Это потому, что я нехороший, — сказал он с грустью. — Баловался, на дуделке дудел. Помнишь?

— Как не помнить. Орава ваша как загудит в подъезде, изо всех квартир бегут в щель, думая, что это немецкие самолеты. Ты и в детском садике шалишь?

— Шалю, но только здорово некогда. Инструктор у нас есть интересный… Большой-большой. Мальчики его то собирают, то разбирают. Недавно винтики от него потеряли, так полдня искали.

Крайнев захлебнулся от смеха.

— Так это конструктор, Вадик. Конструктор. Ну, а девочки чем занимаются?

— Рукоделием разным. Из пластилина там… А фашистов ты много убил?

— Одного.

— Одно-го? — разочарованно протянул Вадимка, и Сергей Петрович увидел в глазах ребенка нескрываемое огорчение.

— Нет, нет, больше, — поспешил успокоить он сына, вспомнив о немецкой хозяйственной команде, которая взлетела на воздух вместе с котельной. — Человек то есть штук двадцать.

— Двадцать? — переспросил Вадимка с явным недовернем. — А почему у тебя орденов нет?

— Пришлют орден.

— Один?

— Один.

— Когда?

И так продолжалось с утра до вечера, пока не возвращались с работы Макаровы.