В этом раунде я, конечно, назвала Дэвида самым сексуально привлекательным мужчиной – он сидел в моей группе, и даже если бы кто-то из парней был красивее, мы с Дэвидом провели вместе три года и смогли построить интимные и доверительные отношения. Сексуальная привлекательность зависела не только от внешней красоты. Впрочем, без сомнений, я действительно считала его самым сексуальным. Любила его. Он был моим партнером, в конце концов!
Но когда пришла очередь Дэвида поделиться результатами, он объявил нашей группе, что Холли, красивая блондинка, самая привлекательная в сексуальном плане.
Все внутри оборвалось. Я думала, что мой парень проявит такт и не станет делать мне больно. Пытаясь вытянуть себя из тумана, в который погрузился мой разум, я услышала слова Дэвида. Что-то вроде: «Мы же должны были быть искренними, да?» Пока Холли и вся группа неловко смотрели на меня, я попыталась воспринять его
слова без обид, словно мне только что сообщили, что на роль, о которой я мечтала, выбрали другую актрису. Пытаясь сохранить спокойствие фарфоровой куклы и надеясь сменить тему, я медленно надела очки. Заметив это изменение в моей внешности в следующем раунде чуть позже некоторые поменяли рейтинги и назвали меня самой умной. Я восприняла это как их желание меня утешить.
Честно говоря, Дэвид был слишком хорошим парнем, чтобы оборвать наши долгие отношения из-за чего-то настолько дурацкого. Когда мы все-таки расстались, причиной стала проблема посерьезнее. «У вас разные ценности», – заметил мой тренер. Это был стандартный диагноз высшего руководства пары, в которой кто-то двигался по «Полосатому Пути» быстрее, чем другой. Я заметила, что в гетеросексуальных парах почти всегда быстрее продвигалась женщина. «Ты постоянно говоришь по телефону, учишь других», – жаловался Дэвид. Я не могла не согласиться. Даже в туалете и чистя зубы перед сном, я болтала по телефону с новыми рекрутами, учениками и тренерами, пытаясь помочь им с целями и проблемами.
Как только я оборвала отношения, мое положение в компании изменилось. Я стала ездить в Олбани по крайней мере раз в квартал и каждый день общалась с высшим руководством – чаще всего с Лорен, с которой за последние че-
тыре года мы стали особенно близки. Приезжая в Олбани на тренинги, я снимала комнату в домах других пурианцев, хотя хотела провести больше времени с Лорен. Казалось, она все время заботилась о своих кошках или выполняла поручения Кита. Обычно мы проводили время вместе, быстро уплетая ланч в пакете во время перерыва в тренинге, а потом просто гуляли. Все в Олбани были вегетарианцами, и на обед есть мясо не разрешалось, поскольку, как меня учили высшие руководители и как я сама начинала говорить другим: «Кит не верит в жестокость». Я научилась уважать выбор Лорен в плане питания, но иногда он вызывал у меня беспокойство. Хотя казалось, что женщины в Олбани все время пользовались каким-то быстрыми изматывающими методами диет, вроде соков, сырой еды и жидкой диеты, Лорен выбирала еду еще менее питательную: несколько пачек соленых крекеров и яблочный сок – и так весь день. Изредка она позволяла себе пару конфет. «Мои волосы!» – иногда ворчала она. Было очевидно, что они становятся тоньше. Олбани был далеко не тем городом, где есть много магазинов здорового питания, но я часто предлагала сходить за зеленым смузи, чтобы Лорен получила немного витаминов и питательных веществ. Она соглашалась с хитрой улыбкой, словно бы мы совершали шалость, угощая себя смузи с ореховым маслом и авокадо.
Размышляя об этом сейчас, я понимаю, что иногда мне казалось, будто мое присутствие дает подруге передохнуть, связывает с окружающим миром. Думаю, она жила в такой строгой самодисциплине, что чувствовала необходимость наказывать себя даже за малейшее проявление слабости. Мысль о том, что обычная еда казалось ей какой-то роскошью, заставляла меня переживать за нее. Кит и ее мама разработали систему, построенную вокруг контроля над питанием. Как я потом узнала, это обычная практика во многих культах. В частности, это ограничение касалось потребления протеина и сахара, без которых разум участников буквально затуманивался. Тогда я еще это так ясно не понимала, но иногда мне хотелось ей помочь. Даже на наших старых общих фотографиях, где мы обнимаем друг друга, ее улыбка кажется вымученной. Но ведь она была… моя лучшая подруга.
Наши отношения друг с другом не были равноценными. Она совершенно точно была для меня важнее. Я проводила все больше времени в домах высшего руководства в Олбани и заметила, что большинство из них обставили жилое пространство секционными диванами, оставляя таким образом место для групп, собирающихся в их доме. Мы с Лорен иногда встречались с другими лидерами в гостиной Нэнси, и моя подруга уютно устраивалась на каком-нибудь диване вместе со своей бесшерстной сиамской кошкой