Заклятие

А за смерть матушки с батюшкой сестрица сама заплатит. Сполна. У любой ворожбы есть цена. И зачем я Марьяне сдалась? Коли свидимся – обязательно спрошу, почему хочет свести меня с белого свету. Я не представляю для нее угрозы. Хотя Сенька пару раз слышал, когда наведывался в деревню, что народ считает младшую царевну лучшей наследницей для царского трона. Мол, я стану править разумнее, милосерднее, справедливее. Не так часто невинные головы с плеч лететь будут.

Только даже если бы хотела, не одолеть мне сестрицу Марьяну! Не справится обычный человек с чародейкой. Не сможет.

Я спрятала кошелек обратно под половицу, дочистила котелок и принялась за уборку. Подмела, а затем вымыла пол, вытряхнула через окно половики, вытерла пыль. Чем еще заняться? Завтрак бы приготовить, но время движется к полудню. И от пары сухарей со сбитнем, что я съела несколько часов назад, осталось лишь воспоминание. Значит, пора затевать обед.

Постанывая и проклиная сестрицу, что наслала на меня заклятие, я полезла в погреб за картошкой с морковкой. Ох, зря я овощи весной не посадила. Сейчас бы было все полегче. Нет, дело вовсе не в лени, а в том, что сажать ту же картошку я не умею. Надо было отправить Сеню в село, чтобы подглядел, как крестьяне с ней управляются, и цвел бы под окнами огород, а не бурьян с меня ростом. Но он тоже пришелся весьма кстати, отгонял добрых молодцев от желания побить мне стекла. Кому же в крапиву хочется лезть да потом репей отдирать.

Сенька не показывался мне на глаза весь день, о чем-то разговаривая с Дмитрием, чинившим забор. Даже есть не пришел, хотя на обед я сварила вполне сносную похлебку из грибов. Ну и ладно! Не собираюсь я кланяться!

Я затушила свечи и забралась в постель, прислушиваясь к грохоту грома. И как Дмитрий будет ночевать? Навес тут не поможет: не выдержит долго лапник дождя. А мужчина простудится еще в такую-то слякоть. Я ерзала в постели и в конце концов, ругая себя последними словами за проклятую жалость, поднялась.

В комнате было тепло, но погода за окном не радовала, и я закуталась в плащ и выскользнула на крыльцо, наблюдая, как молнии разрезают темное небо на неровные куски. Первые тяжелые капли ударили о крышу.

– Дмитрий, заходи в дом, вымокнешь, – крикнула я.

Сенька, выскользнувший из-за угла, вскочил ко мне на руки, доверчиво потерся.

– Спасибо, – отозвался мужчина, пропуская меня вперед.

Я закрыла двери на засовы, выпустила Сеню, полезла в сундук за запасным одеялом и матрасом.

– А это чье? – спросил Дмитрий, и я вздрогнула, не ожидая, что он окажется так близко.

Расшитая лазоревыми цветами ночная рубашка белела в сундуке.

– Не твое дело. Бери белье и стели на лавке.

Я развернулась и, по-старушечьи шаркая ногами, залезла в постель. Сенька свернулся клубком в ногах. Какое-то время Дмитрий шумел, но вскоре задул свечи, лег и затих. Я прислушалась к грозе и закрыла глаза.

Дмитрий.

– И всегда вы так живете? – спросил я спустя два часа, откладывая в сторону топор.

– Ты про подгорелую кашу? – уточнил кот.

– Про все это…

Я обвел руками заросший бурьяном двор, цепляясь взглядом за покосившееся крыльцо. Похоже, закончу с забором – возьмусь за него, а после – и за крышу.

– Почти, – уклончиво ответил Сеня, умывая лапками свою мордочку.

Ядвига вышла с пустым ведром, пошла к колодцу.

– Не ходи, пусть остынет. Характер у нее, сам уже знаешь, не сахар.

Я покосился на суженую, которая с самым гордым и независимым видом несла воду, снова взялся за починку забора.

– Но я все равно ее безумно люблю, – быстро добавил кот, потягиваясь и выпуская когти.

Я хмыкнул.

– А ты воин, да?

– С чего решил?

– Меч у тебя больно хорош. Где такой взял?

Сенька подошел ближе, уселся неподалеку, надеясь как минимум на интересную историю.

– Дело к концу войны близилось, – начал я, вытирая лоб. – Наша дружина возвращалась после взятия Барнувской крепости.

– Той самой, что была непобедимой?

– Да.

– И ты нашел меч?

Все-таки Сеня оказался весьма нетерпеливым слушателем.

– Мы остановились у подножия гор, расседлали коней, напоили…

– И?

– Почудился мне звон. Вроде как колокольчик на ветру звенит тоненько-тоненько так. Оглянулся – пропал он, как не бывало. Я пожал плечами и к костру пошел, на котором похлебка варилась. Наваристая, горячая…

Я вздохнул, вспоминая, что мог из обычного куска мяса и горсти трав приготовить рыжий вихрастый Елек. Вроде бы ничего особо и не клал он в котел, но вкусно было так – пальцы хотелось облизать. Талант у паренька к готовке еды был силен. В каждом нашем походе, после каждой битвы, как бы Елек ни уставал, крутился возле котла, шептал что-то, пробовал длинной деревянной ложкой то, что варил. Где он сейчас? Остался ли при дружине?

– А меч? – Сенька выпустил когти, поточил их о полено, лежащее неподалеку.

Я вынырнул из неожиданных воспоминаний.

– А меч… Поужинали мы, стали спать ложиться, а мне снова звон чудится. Воевода с дружинниками надо мной посмеиваются, да только звук все растет, и мочи уже терпеть его нет. Если бы не появился снова звон этот, не вспомнил бы про него.

– И ты пошел выяснять, откуда он идет?