Заклятие даоса

Гребень в неубранных волосах,
     подкрашены брови слегка;
Ныне не радует сердце ее
     даже вышивки тонкий узор.
В укромной беседке сидит одиноко,
     за окном плывут облака…
Пишет письмо и, на миг замечтавшись,
     вдаль устремляет взор.
Как нежна ее красота!
Как она непорочна, чиста!
Ликом, словно бессмертная дева —
     в мире такая одна.
Кажется, с нежным цветком мэйхуа
     можно ее сравнить,
Но только взглянешь — сразу поймешь:
     ни с чем не сравнима она!

В Восточной столице Кайфыне, в Финиковом переулке, проживал господин по фамилии Хуанфу, а по имени Сун, служивший вестовым в левом приказе дворца. Было ему от роду двадцать шесть лет, а жене, по фамилии Ян, — двадцать четыре года. В доме жили только они вдвоем, если не считать, конечно, тринадцатилетней служанки по имени Инъэр. В то время, о котором идет речь, Хуанфу только что вернулся с границы, куда он отвозил одежду для солдат. Приехал он к Новому году.

У входа в Финиковый переулок стояла крохотная чайная, хозяина которой звали Второй Ван. Был полдень, и торговля уже кончилась.

Вдруг в чайной появился человек. Его облик можно описать так:

Брови — вразлет,
Большие глаза,
Нос, как обрубок,
Огромный рот.
Высокой шапкой, словно кувшином,
     покрыта его голова,
Ватный халат странно широк,
     необычной длины рукава.
Под халатом надето белье,
     как носит приличный люд,
Чулки на ногах, и в чистые туфли
     незнакомец обут.

Когда незнакомец уселся за стол, хозяин чайной Второй Ван, поприветствовав гостя, поднес ему чашку чая.

— Я посижу здесь немного, подожду знакомого! — проговорил мужчина, отхлебнув из чашки.

— Милости просим! — ответствовал хозяин.

Через какое-то время у чайной появился парень — торговец с блюдом.

— Пирожки-перепелочки! Продаю пирожки-перепелочки! — заголосил он.

— Эй! — посетитель в чайной сделал ему знак рукой. — Иди сюда, я покупаю!

Торговец Сэнъэр, что значит Монашек, вошел в чайную и, поставив на стол блюдо, стал нанизывать пирожки на бамбуковую палочку.

— Отведайте, господин! — Монашек высыпал на стол щепотку соли.

— Сейчас попробую… У меня будет к тебе одна просьба…

— Да, господин?

Мужчина показал на четвертый дом в переулке.

— Знаешь, кто там живет?

— Как не знать? Там живет Хуанфу, вестовой из дворца. Он отвозил амуницию на границу и только вернулся.

— А кто у него еще в доме? Сколько у них человек в семье?

— Кроме вестового его жена, да еще девочка-служанка.

— Жену его знаешь?

— А как же! Я ведь бываю у них. Сама-то она почти не выходит, но иногда зовет меня в дом, когда хочет купить товар. А зачем она вам?

Мужчина вынул из-за пояса украшенную золотом коробку и вытряхнул на блюдо около пятидесяти монет. При виде денег Сэнъэр чуть не задохнулся от радости.

— Приказывайте, ваша светлость, что надобно сделать! — воскликнул он, почтительно сложив руки у груди.

— Дело вот в чем. — Незнакомец вынул из рукава халата чистый лист бумаги и стал завертывать в него пару серег, две коротких золотых шпильки и записку. — Все эти вещи вместе с запиской отдашь женщине, о которой мы с тобой говорили, но только не передавай хозяину. Встретишь ее, скажи, что некий, мол, господин дарит ей эти вещи и надеется, что она их примет. Ну, иди, а я подожду тебя здесь.

Сэнъэр поставил блюдо на прилавок и со свертком в руках направился по проулку к нужному дому. Подойдя к жилищу Хуанфу, он раздвинул занавес из темных бамбуковых трубок и заглянул внутрь. В это время вестовой сидел на стуле, как раз напротив двери. Заметив, что парень, едва заглянув в комнату, испуганно отпрянул прочь, Хуанфу сердито крикнул:

— Чего тебе, парень?

Его окрик был столь грозен, что его можно выразить лишь такими словами:

Чжан Фэй на мосту Данъянцяо
     сражается, как герой:
Грозным криком поверг врага —
     проиграл Цао Цао бой[202]

.

Торговец что-то ответил и быстро пошел прочь. Хуанфу в два прыжка догнал его и, схватив за полу халата, спросил:

— Эй, парень! Почему ты, едва увидев меня, вдруг убежал? Отвечай!

— Один господин просил передать вещи вашей супруге… а вам отдавать не велел.

— Что за вещи?

— Не спрашивайте, все равно больше ничего не скажу!

Хуанфу изо всей мочи треснул парня кулаком по макушке.

— А ну, давай по-хорошему! — заревел он.

Получив затрещину, Монашек тотчас вытащил из-за пазухи сверток.

— За что меня стукнули? — недовольно проворчал он. — Мне приказано отдать жене, а не вам!