Заклятие древних маори. Последний занавес

Аллейн мыслил рационально и широко. Он привык раскладывать по полочкам мысли, от которых другие предпочитают отмахнуться. Во время долгого возвращения домой он часто спрашивал себя: а если при встрече они с Трой почувствуют, что годы разлуки поставили между ними прозрачную стену, через которую они смотрят друг на друга, не испытывая любви? Странно, но такие мысли чаще всего приходили ему в голову как раз в те моменты, когда он больше всего скучал по ней, больше всего хотел ее. И когда она появилась на пристани, не сразу его заметив, чисто физическая реакция оказалась настолько острой, что прогнала все сомнения. А когда она так по-родному улыбнулась ему – так, как раньше не улыбалась, он, не задавая никаких вопросов, понял, что ему вновь предстоит полюбить ее.

А теперь, когда она сидела с ним в комнате, настолько знакомой, что это само по себе казалось немного странным, он волновался, как девственница перед первой брачной ночью. Можно ли то, о чем думает сейчас Трой, сравнить с его мыслями? Может ли он быть в ней так же уверен, как в самом себе? В его отсутствие она жила совершенно иной, чем прежде, жизнью. Он практически ничего не знал о ее новых знакомых, разве что по случайным фразам, которые она позволяла себе в письмах. Что ж, теперь, кажется, ему предстоит открыть кое-что еще.

– Иди сюда и рассказывай, – предложил он.

Трой перебралась на свое привычное место и прислонилась к его креслу. Он посмотрел на нее – волнение уступило место такому захлестывающему чувству счастья, что Аллейн даже упустил начало рассказа. Но он давно, не делая себе ни малейших поблажек, научил себя слушать, что говорят, и этот навык сейчас выручил. Сага Анкретона разворачивалась своим чередом.

Поначалу рассказ шел ни шатко ни валко, но чем дальше, тем больше захватывал саму Трой. Она увлеклась и потянулась за блокнотом с зарисовками, которые сделала у себя в башне. Вглядевшись в маленькие выразительные фигуры с огромными головами, Аллейн не удержался от смеха.

– Как на старых игральных картах с изображением «Счастливой семьи», – заметил он, и Трой должна была признать, что и впрямь в оригиналах есть что-то викторианское. Из-за странностей самих Анкредов так получилось, что говорила она в основном о глупых розыгрышах.

– Слушай, – перебил он ее в какой-то момент, – это маленькая чертовка в конце концов испортила твою картину или нет?

– Да нет же, нет! К тому же чертовка тут вообще ни при чем. Слушай дальше.

Он повиновался, посмеиваясь про себя ее дедуктивным методам.

– Понимаешь, – пояснила Трой, – один раз, допустим, она пишет «дедушка», другой – «дедочка», и это уже само по себе о многом говорит. Но главное – ее поведение. Я совершенно уверена, что это не она. Да, знаю, помню, что такого рода розыгрыши за ней числятся, но дай мне договорить до конца. Не сбивай свидетеля.

– Почему это? – наклонился к ней Аллейн.

– Итак, продолжаю, – через минуту-другую объявила Трой, и на сей раз он дал ей закончить.

«Странная история. Интересно, – подумал Аллейн, – сама- то она отдает себе отчет в том, насколько странная?»

– Не знаю, насколько мне удалось передать все безумие этого чудовищного дома, – заключила Трой. – Все время что-то случается, что-то под руку подворачивается. Вроде книги о бальзамировании трупов, находящейся почему-то среди предметов искусства, и потерявшегося крысиного яда.

– А что между ними общего?

– Не знаю. Может, то, что мышьяк есть и там и там.

– Слушай, ангел мой, не успел я вернуться в твои объятия, как ты пытаешься заставить меня взяться за расследование дела об отравлении.

– Что ж, – помолчав немного, сказала Трой, – ты ведь не будешь спорить, что такая вещь приходит в голову? – Она сдавила ему плечо. – Между прочим, его бальзамировали. Господа Мортимер и Лоум. Я столкнулась с ними в зале, когда они пришли туда со своими черными чемоданчиками. Единственная трудность состоит в том, что ни одного из Анкредов невозможно представить себе хладнокровным отравителем. А так все сходится.

– Слишком тонко, я бы сказал. А как там насчет других странностей? – с некоторой неохотой спросил он.

– Хотелось бы знать, чего это веселились Седрик и Орринкурт, когда сидели на диване и смеялись. Да и что Соня купила у аптекаря, тоже любопытно. И о Миллимент неплохо бы разузнать побольше. Никогда не поймешь, что у нее на уме, и она все время кудахчет над своим ужасным Седриком. Разумеется, в его интересах поссорить сэра Генри с бедняжкой Пэнти, у которой, кстати, в деле о летающей корове имеется стопроцентное алиби. Ее алиби – опасный наркотик, который применяют при лечении стригущего лишая.

– Уж не принимает ли этот проклятый ребенок таллиум?

– А ты что, знаешь про таллиум?

– Слышал.

– В общем, что касается летающей коровы, – сказала Трой, – она вне подозрений. Сейчас все объясню.

– Да, – согласился, дослушав, Аллейн, – тут она явно ни при чем.

– И вообще ни при чем, – твердо заявила Трой. – Жаль, что мы с Полом и Фенеллой так и не провели наш эксперимент.

– И что же это за эксперимент?

– Он предполагал и твое участие. – Трой лукаво посмотрела на мужа.