– Лично мне, – заявила Миллимент, – все равно, кто будет меня обыскивать. – Брим смущенно закашлялся. – Если угодно, можем все втроем, вы, я и мисс Эйбл, пройти в детскую комнату для игр, она сейчас свободна, и покончим с этим.
– А что, – откликнулась мисс Эйбл, – по-моему, исключительно здравое предложение, миссис Анкред. Если, конечно, вы действительно ничего не имеете против.
– Ну что ж, – заключил Аллейн, – в таком случае пошли.
В комнате оказалась ширма с рисунками итальянских примитивистов. За ней, по предложению Аллейна, и укрылись обе женщины. Сначала из-за ширмы полетели, один за другим, предметы исключительно целесообразно подобранного туалета Миллимент. Аллейн осмотрел их, мисс Эйбл собрала, а затем, через какое-то время, процесс повторился в обратном порядке. Ничего не обнаружилось, и, став между двумя женщинами, Аллейн проводил их сначала в ванную, а затем, миновав обитую зеленым дерматином дверь и коридор, в гостиную.
Здесь они увидели пребывающих под присмотром детектива-сержанта Томпсона Дездемону, Полин, Пэнти, Томаса и Седрика. Полин и Дездемона заливались слезами. У Полин слезы были настоящие и некрасивые. От них оставались напоминающие следы улитки бороздки, прорезающие ее тщательно наложенную косметику. Глаза у нее покраснели, веки опухли, она казалась напуганной. Дездемона же выглядела загадочно и трагически и ничуть не утратила своей красоты. Томас сидел с высоко поднятыми бровями и растрепанными волосами, тревожно оглядывая всех сразу и никого в особенности. Седрик, бледный как мел, беспокойно кружил по комнате, но при появлении Аллейна резко остановился. Из рук его выскользнул нож для разрезания бумаги и зазвенел по стеклянной крышке шкафчика с антиквариатом.
– Привет! – сказала Пэнти. – А что, Соня правда умерла? Отчего?
– Тихо, дорогая, тихо, – простонала Полин и безуспешно попыталась привлечь дочь к себе. Пэнти вылетела на середину комнаты и посмотрела Аллейну прямо в глаза.
– Седрик говорит, – громко заявила она, – что Соню убили. Это правда? Это правда, мисс Эйбл?
– О Господи! – Голос у Кэролайн Эйбл дрогнул. – По-моему, ты говоришь глупости, Патриция. Тебе-то самой так не кажется?
Томас вдруг встал, подошел к девочке и обнял ее за плечи.
– Так как, мистер Аллейн, убили? – настаивала Пэнти.
– Лучше помолчи и не думай об этом, – сказал Аллейн. – Ты, часом, не проголодалась?
– Еще как.
– В таком случае попроси от моего имени Баркера, чтобы дал тебе чего-нибудь повкуснее, а потом накинь пальто и иди на улицу, там твои приятели домой возвращаются, может, встретишь. Вы не против, миссис Кентиш?
Полин только отмахнулась, и Аллейн повернулся к Кэролайн Эйбл.
– Отличная идея, – твердо сказала она.
Томас все еще не снимал ладоней с плеч девочки.
Аллейн подтолкнул ее к двери.
– Если мне не скажут, что с Соней, никуда не пойду, – объявила Пэнти.
– Ну ладно, ладно, малышка, она действительно умерла.
У него за спиной послышались сдавленные возгласы.
– Как Карабас?
– Нет! – с силой произнесла ее тетя Миллимент и добавила: – Полин, неужели ты не можешь привести в чувство своего ребенка?
– Их обоих больше нет, – сказал Аллейн. – А теперь помолчи и перестань думать об этом.
– Да я и не думаю, – фыркнула Пэнти. – Не так чтобы очень. Наверное, они на небе, а мама обещала мне купить котенка. Просто надо же знать, что и как.
Пэнти вышла из гостиной.
Аллейн обернулся и оказался лицом к лицу с Томасом.
Позади него он увидел Кэролайн Эйбл, склонившуюся над Миллимент, которая сидела, рыдая без слез, и Седрика, нервно кусающего ногти и оглядывающегося по сторонам.
– Извините, – пробормотала Миллимент, – это нервы. Благодарю вас, мисс Эйбл.
– Миссис Анкред, вы держались безукоризненно.
– О, Милли, Милли! – выдохнула Полин. – Даже ты! Даже ты со своим железным спокойствием!
– Ну хватит! – сердито пробормотал Седрик. – Меня просто тошнит от всего этого.
– Тебя тошнит. – Дездемона рассмеялась с театральной горечью. – В не столь трагических обстоятельствах это бы прозвучало смешно.
– Хватит, прошу вас всех, довольно. – Голос Томаса прозвучал властно и решительно, так что невнятный гул упреков и нетерпеливых возгласов сразу же утих. – Понимаю, все вы подавлены, – сказал он. – Так не только вы. И Кэролайн, и я тоже. Да и кто в таких обстоятельствах остался бы спокоен? Но нельзя уж настолько давать волю чувствам. Это раздражает окружающих, да и толку от этого никакого. Так что, боюсь, мне придется попросить вас немного помолчать и набраться сил, потому что я собираюсь сказать кое-что Аллейну. И если я прав, а он считает, что я прав, у всех начнется истерика, и вот тогда-то разыграется настоящая сцена. Но для начала мне надо убедиться.
Он помолчал, по-прежнему не сводя с Аллейна пристального взгляда, затем заговорил, и в его голосе, да и самой манере речи, Аллейн уловил эхо слов, сказанных Пэнти: «Просто надо же знать, что и как».