Заклятие. Истории о магах

– Все как есть рассказал, – уперся Микшан, отлично знающий, что, когда тебя допрашивают, последнее дело менять одно вранье на другое, того худшее.

– Что же, поверим на первый раз. Значит, приехали вы на бережок, увидели, как мальчуган тонет, и решили от греха подальше сделать отсюда ноги. А может, и сами шутки ради помогли мальчугану в омут нырнуть. Это же так просто: шутили над мальчишкой, макали в воду смеха ради, а он взял да и утоп. Тут вы и решили от греха подальше сделать отсюда ноги. А может, и без шуток помогли ребенку в омут нырнуть. Мало ли что он у вас увидел непригожее.

– Не было ничего! – закричал Микшан.

Что за невезуха! Сначала с яблоками, будь они неладны, а теперь лепят ему убийство, да не просто убийство, а убийство себя самого, хоть и в другом обличье. Если сейчас рвануть в бега, то точно поймают, и уже ничего не докажешь.

За оградой зарыдала сирена.

Вот пожалуйста, ментовка тут как тут. Был Микшан – нет Микшана. Эти не отцепятся.

– Ишь, милый, как тебя задергало… Отвечай быстро и врать не вздумай. Что делал на берегу?

– Ничего! – отстрелил ответ Микшан. – Я и вовсе там не был.

– О, как хорошо! Я так понимаю, что и парней, которые тебя бросили, тоже не было. А кто был? Впрочем, можешь не говорить, сама догадаюсь. Ты лучше скажи, сколько тебе годочков…

– Что вы все пристали? Сколько есть, все мои.

– Это уже ответ. Все, говоришь, пристали. Первая это я, а кто еще? И опять же, можешь не отвечать, догадаюсь сама. И все-таки сколько тебе лет?

– Двадцать.

– А за вранье знаешь что бывает?

– Все равно двадцать.

– Пусть двадцать, хотя на мой взгляд не больше семнадцати, а по поведению судя – и вовсе двенадцать. Но давай тем временем я тебя ужином накормлю, а там и в город отправлю.

– Да я не хочу есть. И вообще, какой ужин? Утро еще.

– Не хочешь – не ешь. Была бы честь предложена. Только учти: может, сейчас и утро, но завтракать ты сегодня не завтракал. Обед тебе тоже не светит, от ужина ты только что отказался. А будет ли что покушать завтра утречком – вопрос гадательный. Я так полагаю, что завтра тебе сидеть впроголодь. Так что не побрезгуй моими харчишками, а там, глядишь, и оказия до города объявится.

Жрать вообще-то хотелось. К тому же тетка обещала какую-то оказию до города. Тревожило другое. Уж больно напевно говорила тетка Клава, не говорят так деревенские бабы. Не скрывается ли здесь какая сказочность, не читанная в младших классах и таящая урок добрым молодцам? Хотя… если потащила тебя судьба за нос, иди и не рыпайся.

– Давайте ужинать, – безо всякого энтузиазма произнес Микшан.

Клава быстро достала тарелки, пожелтевшие от времени, ставшие словно не фаянсовыми, а костяными, приволокла из-за печи большую кастрюлю.

– Тут у меня картопельная каша, а по-вашему, по-городскому, – пяре.

Навалила на тарелки от души картопельной каши, полила топленым маслом.

– А хорошо было бы к этакой пяре мясца побольше, гусочку жареную. Гусочку бы мы поприели, кости в миску сложили, полили жирком, что из гуськи вытопился, и снесли в хлев. А наутро глядь-поглядь – в миске гусочка сидит, живехонька-здоровехонька. Хоть снова ощипывай – и на сковородку. Как тебе такое?

– Сказки… – проворчал Микшан, чей нос с некоторых пор сказки чуял за полторы версты. – Не гусочка это, а кадавр.

– Не любишь сказки… Теперь я вижу, что тебе и впрямь двадцать лет. Значит, перед ужином тебе капелюшечку принять можно. Не буду врать, будто я тетка законопослушная, но малолеток спаивать не стану.

На столе во мгновение ока появилась миска с малосольными огурцами, бутыль зеленого стекла, что у мужиков носит название «бомба», и два граненых стаканчика, которые Клава тут же наполнила всклень.

– За знакомство, что ли, выпьем?

Водку Микшану пробовать приходилось. Ему десяти не было, когда он спер у отца, еще не ушедшего из семьи, недопитую пол-литру и, гордясь собой, высосал досуха. Когда вытрезвился – узнал, зачем в сенях на стене висят старые вожжи, хотя лошади в хозяйстве не было уже много-много лет.

Тем не менее навсегда отбить охоту к спиртному отец не сумел. А тут еще тетка сама предлагает.

Жидкость огненным потоком скатилась в желудок. Насколько Микшан помнил, водка так не жгла.

– Что это? – просипел Микшан, впившись зубами в огурец.

– Никак проняло? – засмеялась тетка Клава. – Это, мил-друг, яблошная слеза, а по-вашему кальвадос. Понял теперь? У меня без обмана, спичку поднеси – горит!

Тетя Клава похрустела огурчиком и вновь потянулась за бутылью.

– От первой маловато забирает, вторую вдогон надо, тогда и будет дело. Первая колом, вторая соколом.

Так и вышло, хотя пожар в желудке разгорелся нешуточный. Микшан торопливо заскреб ложкой, выбирая с тарелки пюре, отломил кусок от буханки, на которую поначалу не обратил внимания, и выбрал в миске второй огурец.

– Слаб ты, мастер. Со ста граммов тебя так повело. А давай-ка по третьей…

Микшан осознал себя в этой же комнате на диванчике. На удивление, не было никакого похмелья, только живот бурлил, словно переел недозрелых яблок. На столе царил постпиршественный разгром, только зеленая бутыль была убрана незнамо куда.