– Ты не круто загибаешь? – Из толпы вышел крестьянин, что и прежде перечить пытался. Лицо сурово, в руках – вилы-тройчатки.
– Ты меня никак пугать собрался? – удивился ненакормленный Голод. – Так меня не то что вилами, меня и пикой не проткнуть, саблей не порубать, пушкой не пришибить. Я от таких делов только крепну.
Голодный загуменник вернулся к недоеденным блинам.
– Кто ж тебе сказал, что тебя протыкать собираются? Вилы не для смертоубийства нужны, а для работы. От голода другого средства, кроме работы, не придумано. Буду тебя вилами, со всем бережением, с боку на бок поворачивать. Сам, поди, поворотиться уже не можешь.
Крестьянин зацепил рогами за рваный армяк, повалил захребетника набок. Упавший разинул зубастое хайло, но с боков подступили еще двое работников с цепами в руках.
Шурх! – деревянные била обрушились сверху.
– Дружней, ребятушки! Не бить, а выколачивать, и главное – без злобы. Работа злой не бывает.
Захребетник визжал, извивался, норовил цапнуть работников за ногу, но вилы аккуратно укладывали его под удары молотильщиков. Летела пыль, кострика, солома и всякий дребезг. Вот уже нечего стало укладывать наподобие снопа, и на площади стало что на току – хоть шаром покати.
Один из стариков подошел, запустил руку в кучу трухи.
– Ничего нет, ни единого зерна, только мякина.
– Не беда, – ответил другой. – Мякину запарим и свиньям скормим. В хозяйстве все пригодится.