– Сыр уже выкапывают, – кланяясь, объяснился староста. – Дочери на свадьбу берег. А рыбаки с сеткой на пруд отправились.
– Что ты про сетку талдычишь? Пруд спустить тебе лень, чтобы разом всю рыбу взять? Пошевеливайся давай.
Горшки с пареной репой опростали во мгновение ока, а там доспели жаренные в сметане караси из спущенного пруда и обещанный сыр. Сыр в деревне бывает двух видов: простой и сычужный. Простой от творога мало отличается, только его не творят, а делают из сырого молока. С простым сыром пекут соленые ватрушки, до которых очередь еще не дошла. Иное дело – сыр сычужный. Он делается, только когда на Покров режут бычков. Молоко, створоженное сычугом, сбрасывают на рединку, дают стечь сыворотке, выдерживают под гнетом, затем обмазывают свежим коровьим навозом и закапывают в землю. Яму роют на три аршина, как для могилы. Там сыр созревает год, а то и два. Немудрено, что так просто трудящий человек сыр не ест, а только на свадьбу или поминки. Сырная голова получается в полпуда весом, нож такую не берет, режут ее лесой из конского волоса. На свадьбе сыром гостей обносит невеста, а гости смотрят, как она будет корку срезать. Ежели толсто, то небережливая хозяйка получится, которая любое богачество может растранжирить. А ежели так тонко, что гостей готова навозом угостить, то из такой получится скареда и такая скопидомка, что не приведи судьба. Во всяком деле нужна своя мера.
На этот раз сырную голову разделывали мастерицы, что на поминках стараются. Оно и понятно: объели деревню начисто, хоть в могилу ложись.
Сыр был подъеден до последнего ломтика быстрее, чем люди вспомнили, каков он, сыр, на вкус.
Притащили огромнейшую драчену из полусотни яиц. Делить снова взялся гость.
– Опять неровно делишь, – заметил загуменник, провожая завистливым взором большую долю.
– Не шуми при браге, а то к пиву не позовут, – предупредил незваный гость. Потом он обвел мутным взором собравшихся и спросил: – Как же так? Корчма в селе есть, солодовые сараи за околицей стоят, а пива человеку пожалели? Всухомятку питаюсь!
– Катят бочку! – с надрывом выкрикнул корчмарь. Богатея можно понять: бочка была сорокаведерная, и судьба ей прочила быть выпитой сегодня до дна.
С гвоздем пирующие заморачиваться не стали, вышибли днище – и все дела. Испили по три ковша пенного, затем гость обвел слегка осовевшим взором покорную толпу и объявил:
– Теперь начинаем кушать всерьез! Коль пошла такая пьянка – режь последний огурец! Несите, что у вас для меня запасено.
Запасен оказался гусь с квашеной капустой и моченой брусникой. Гусь также был разделен своеобычно, словно в известной сказке, только делил птицу не мужик, а барин. Себе взял ножки, крылышки вместе с грудкой, жирную гузку и длинную гусиную шею вместе с головой. Остальное отдал загуменнику. Поглядеть спроста, так мужику кусок больший достался. Иной дурак, пересказывая сказку, может ляпнуть, будто мужик взял себе всего гуся. А на деле там полакомиться нечем, все мясистые куски съедены, недаром в народной сказке делильщик говорит: «Я мужик глуп, мне глодать круп». Загуменник, слова не сказав, придвинул свою долю и захрустел гусиными ребрышками.
– Что же ты дележкой не возмущаешься?
– Когда я ем, я глух и нем, – отозвался загуменник, доказав, что и ему русские пословицы не чужды.
После гуся была уха с налимьими печенками, наглядно показавшая, что не только караси водились в осушенном пруду.
– Рыбка ищет, где глубже, – изрек по этому поводу гость, – а человек – где лучше. А то придумали замшелую мудрость: «Щи да каша – пища наша». Нет, ты мне тех же щей да погуще влей. Хозяин, что у тебя на следующую перемену?
– Бараний бок с гречневой кашей, – ответил староста, которому было смертельно жалко загубленного бяшки. По совести говоря, бяше бы еще побегать на воле, нагуливая бока, ныне начиненные гречкой. Но пришла беда – отворяй ворота. А уж такие ворота, как глотка незваного гостя, все сквозь себя пропустят и добавки потребуют. Да и свой невидный мужичонка тоже под стать пришелся. Мужицкое горло что суконное бердо – все мнет.
– Свининки бы, – напомнил гость, отваливаясь от блюда, на котором ничего, кроме обглоданных костей, не осталось.
– Свинью уже палят, – сообщила одна из поварих. – Для начала будут кровяные колбасы, расстегаи с потрошками и холодец с хреном.
– С хреном – это хорошо, – заметил загуменник. – У меня этого хрена вокруг баньки страсть сколько растет, ешь – не хочу. Только ведь голимым хреном стомах не набьешь, мясца надо.
Впервые незваный гость посмотрел на сотрапезника с подозрением, но привычки брать себе порцию побольше не оставил.
Умявши гору жареной свинины, гость сипло объявил:
– Прогул во пиру! Чего-нибудь легонького покушать.
– Прогул так прогул, – загуменник был на все согласен. – Давай-ка нам, братец, редьки с квасом, моченых яблок – небось, с прошлого года остались, – плюшек с маком…
– Черен мак, да бояре едят, – подтвердил гость.
– …а к ним яблочной смоквы, вели поискать по погребам, должно, сохранилась у кого, а на запивку сыты и сливового узвара. Да пряничков подай имбирных.