Заклятие сатаны

Я поспел домой за минуту или две до семи. Джек, уже одетый, ждал меня в гостиной. День выдался сырой и теплый, но когда я заглянул туда по пути в свою комнату, то на меня внезапно дохнуло пронзительным холодом, причем не слякотным английским морозцем, а солнечной, бодрящей стужей тех дней, которые мы так недавно провели в Швейцарии. В камине уже лежали, но еще не горели дрова, и я опустился на колени на коврик, чтобы зажечь огонь.

— Что-то здесь зябко, — произнес я. — У этой прислуги никакого понятия! Никак не могут сообразить, что в холодную погоду камин должен гореть, а в жаркую — нет.

— Ради Бога, не зажигай камин, — откликнулся Джек. — Зачем он в такой невероятно теплый и влажный вечер?

Я удивленно взглянул на него. Руки у меня тряслись от холода, и он это видел.

— Да ты весь дрожишь! — продолжал он. — Может, простыл? А насчет того, что в комнате холодно, давай проверим.

Он подошел к письменному столу, где лежал термометр.

— Шестьдесят пять[1], — сообщил он.

Спорить было ни к чему, да нам было и не до этого, потому что как раз в этот момент мы оба ощутили слабое, отдаленное содрогание и поняли: Он приближается. Внутри у меня началась какая-то странная вибрация.

— Жарко или холодно — я должен пойти и одеться, — произнес я.

Все еще дрожа, но с чувством того, что дышу бодрящим, разреженным воздухом, я отправился к себе. Моя одежда была уже разложена, но горячей воды я не заметил и позвонил слуге. Он явился почти тут же, но мне, уже выбитому из колеи, показался напуганным.

— Что случилось? — спросил я.

— Ничего, сэр, — с трудом выговаривая слова, ответил он. — Мне показалось, что вы звонили.

— Да. Принесите горячей воды… И все-таки — что случилось?

Он переступил с ноги на ногу.

— По-моему, — наконец сказал он, — я видел, как сразу следом за мной по лестнице поднималась леди. Хотя звонка у входной двери я не слышал.

— Где, по-вашему, вы ее видели?

— На лестнице, сэр. А потом на площадке у дверей гостиной, — пояснил он. — Она стояла там и как будто раздумывала, входить или нет.

— Кто-то… Кто-то из прислуги? — уточнил я. И снова почувствовал, что Он приближается.

— Нет, сэр, это была не служанка, — ответил он.

— Тогда кто?

— Там темновато, и я не мог толком разобрать. Но думаю, это была миссис Лорример.

— Вот как? Ну, хорошо, сходите и принесите мне горячей воды, — сказал я.

Но он медлил, и я понял, как сильно он испуган.

В этот момент прозвенел входной звонок. Было ровно семь, Филип явился секунда в секунду, а я еще и наполовину не был готов.

— Это доктор Эндерли, — сказал я. — Наверно, если он будет подниматься по лестнице, вы решитесь пройти там, где видели леди.

И тут совершенно неожиданно по дому прокатился вопль, такой пронзительный, такой потрясающий, исполненный такого смертельного ужаса, что меня затрясло и я застыл не в силах сдвинуться с места. Собрав всю волю в кулак, я напрягся так, что внутри у меня, кажется, что-то треснуло, заставил себя пошевелиться и, сопровождаемый слугой, бросился вниз по лестнице, где наткнулся на Филипа, который бежал наверх из холла. Он тоже слышал вопль.

— Что случилось? — спросил он. — Что это было?

Мы вместе зашли в гостиную. Джек лежал на полу у камина, здесь же валялось перевернутое кресло, в котором он недавно сидел. Филип двинулся прямо к нему и, наклонившись, рывком распахнул его белую рубашку.

— Откройте все окна, — велел он, — тут страшно воняет.

Мы распахнули окна, и, как мне показалось, в колючую стужу комнаты снаружи хлынул горячий воздух. Чуть погодя Филип выпрямился.

— Он мертв, — произнес он. — Не закрывайте окон. В комнате все еще сильно пахнет хлороформом.

Вскоре я почувствовал, что в комнате потеплело, а Филип решил, что запах лекарства улетучился. Между тем, ни я, ни мой слуга никакого запаха не заметили.

Через пару часов мне пришла телеграмма. Сестра Дэйзи просила меня передать Джеку, что его жена умерла, и ему следует немедленно выехать в Швейцарию. Однако к тому моменту он был мертв уже два часа.

Я отправился в Давос на следующий день и там узнал, что произошло. Дэйзи три дня страдала от небольшого нарыва, который пришлось, наконец, вскрыть. Операция была простенькая, но пациентка так нервничала, что доктор решил использовать хлороформ. Дэйзи хорошо перенесла анестезию, но через час после пробуждения внезапно потеряла сознание и умерла около восьми часов по центрально-европейскому времени, что соответствует семи часам по Гринвичу. Кстати, она потребовала, чтобы Джеку ничего не сообщали об операции до ее завершения, так как это не касалось ее основного заболевания, и ей не хотелось волновать его понапрасну.