Максим Горький же создал после своего путешествия один из самых известных антиамериканских текстов русской литературы — очерк «Город Желтого Дьявола». Оттуда сложно вырвать одну цитату: все описание Нью-Йорка — это густой текст, насыщенный смертью. Любопытен контекст, в котором этот очерк был написан.
Максим Горький, приглашенный американскими социалистами, приехал в США вместе со своей гражданской женой — актрисой Московского Художественного театра М. Ф. Андреевой. Его основной, хотя и неофициальной целью был сбор средств для помощи русским эсерам, а основным адресатом его кампании — американские писатели. 10 мая 1906 года Горький обратился к ним с «Открытым письмом к литераторам свободной Америки», в котором призвал американцев вспомнить, как их предки боролись за свободу, и заметил, что «в то время одна Россия подала народу Америки руку помощи».
Несмотря на протесты российского посольства, видные деятели американской культуры, среди которых был, например, Марк Твен, способствовали тому, что Горькому и Андреевой был устроен в Нью-Йорке грандиозный прием, достойный всемирно известного писателя. «Встретили меня очень торжественно и шумно, в течение 48 часов весь Нью-Йорк был наполнен различными статьями обо мне и цели моего приезда», — записал свое впечатление Горький.
Однако уже 14 апреля 1906 года на первой полосе газеты World появились две фотографии. Одна была подписана «Семья Горького», на другой была изображена Андреева с таким комментарием: «Так называемая мадам Горький, которая на самом деле вовсе не мадам Горький, а русская актриса Андреева, с которой он живет с момента разделения с женой несколько лет назад». Как только в американской печати появилась информация, что писатель прибыл в США с «любовницей», тогда как его законная жена осталась дома, Горького «попросили» из нескольких гостиниц, и они с Андреевой поселились в частном доме друзей — супругов Мартин, где и провели все лето 1906 года. Горький сообщал в это время, что ему приходят письма, «написанные недурно по-русски, с предварением, что буду убит», а «буржуазная пресса печатает статьи, в которых уверяет публику, что я анархист и меня надо в шею через океан». Скандал подогрел недоброжелательное внимание к русскому писателю. Теперь на резкие публикации Горького об Америке следовала не менее резкая реакция американской публики.
Марк Твен, поддержавший приезд Горького, начал весьма критически отзываться о его поведении в США: «Он швыряет свою шляпу в лицо общественности, а потом протягивает ее за подаянием». Одна из американских газет писала (а Горький потом с удовольствием ее цитировал): «Страна никогда не испытывала такого позора и унижения, каким награждает ее этот безумный русский анархист, лишенный от природы морального чувства и поражающий всех своей ненавистью к религии, порядку, наконец, к людям».
Можно предположить, что именно эта неприязнь к ним с М. Ф. Андреевой объясняет резкие оценки Америки и американцев в личных письмах и произведениях писателя, оскорбленного «свинским отношением» к себе в «этой чертовой плоскости, где ничем не интересуются, кроме денег».
В письме А. В. Амфитеатрову Горький сообщал: «Работаю. Наблюдаю с жадностью дикаря американскую культуру. В общем — тошнит, но иногда хохочу, как сумасшедший. Уже теперь чувствую себя в силах написать об Америке нечто такое, за что они меня выгонят. Удивительный народ, знаете! Что бы я тут ни напечатал — они немедленно возражают, при этом наиболее грубые возражения наклеивают на ворота фермы, где я живу. Встречая меня на дороге, скачут в стороны, точно кузнечики. Это очень забавляет. Лучше всего возражают сенаторы». В другом письме тому же Амфитеатрову Горький резко оценивал американцев: «Если бы Вы могли себе представить, какой это скучный, серый и невежественный народ!» Своему издателю И. П. Ладыжникову Горький писал: «Знаете, что я Вам скажу? Мы далеко впереди этой свободной Америки, при всех наших несчастиях! Это особенно ясно видно, когда сравниваешь здешнего фермера или рабочего с нашими мужиками и рабочими». И далее: «Но, может быть, американцы думают, что они достаточно культурны? Если так, то они просто ошибаются. В России такая позиция свойственна гимназистам пятого класса, которые, научившись курить и прочтя две или три хорошие книги, воображают себя Спинозами».
Настроение Горького, однако, менялось. В другом письме он сообщал: «Америка — это страна, в которой хочется иметь четыре головы и 32 руки, чтобы работать, работать, работать! Чувствуешь себя бомбой, которая постоянно разрывается, но так, что содержимое вылетает, а оболочка — целая. Ей-богу — это чудесная страна для человека, который может и хочет работать». Или: «Ах, интересная страна! Что они, черти, делают, как они работают, сколько в них энергии, невежества, самодовольства, варварства! Я восхищаюсь и ругаюсь, мне и тошно, и весело, и — черт знает, как забавно!»