Заклятые любовники

Приподнявшись на кровати, я заморгала: ручку двери окутало голубовато-серебристое мерцание, напоминающее целебное зелье в прозрачной банке. Ну или те странные чернила, которыми де Мортен рисовал бабочку. Прежде чем я успела додумать, раздался легкий щелчок, и в купе стремительно вошел мужчина.

Быстрое движение со стороны постели миссис Эпплгейт, вспышка, звук выстрела. Купе вспорол вой и стремительный поток злой силы. Меня ослепило ярко-синим светом, взорвавшимся перед глазами адским огнем, а затем раздался жуткий хруст и крик боли: магия впечатала мою компаньонку в стену под аккомпанемент ломающегося дерева. Оружие глухо ударилось об пол, барабан револьвера блеснул на ковре размазанным белесым пятном.

Нападавший рванулся ко мне, и я увидела его лицо – бледное, искаженное ненавистью и гневом – слишком близко. Тот самый «вурдалак» из ресторана! Я с криком отшатнулась, а он бросился за мной: ледяные пальцы с силой сомкнулись на моей шее. Я вцепилась ему в плечи, рука скользнула по сюртуку, рукав пропитался чем-то горячим… Кровь! Я сжала сильнее, ударила наугад, вцепилась ногтями ему в лицо. Убийца отпрянул, воздух обжег горло, кашель вырывался наружу вместе с судорожными всхлипами, сквозь которые донесся его вопль:

– Грязная потаскуха!

Голос отказывался повиноваться и вместо крика получился сдавленный писк:

– Помогите!..

Миссис Эпплгейт глухо застонала, а стоящий напротив мужчина ладонью размазывал кровь, сочащуюся из раны, по подбородку, щекам, по лбу. Разводы на искаженной гримасой злобы алебастровой маске в темноте казались черными. Он снова бросился на меня: с безумной силой сумасшедшего. На глаза попалась висящая над кроватью картина, я вцепилась в нее, сорвала со стены, била наотмашь. Мужчина не удержался на ногах, повалился на пол, в проход между кроватями.

Всевидящий, револьвер! Мне нужен ее револьвер…

Вихрь магии ударил в грудь, словно рядом разорвался снаряд, меня швырнуло на кровать, выбило воздух из легких, под ребрами вспыхнул огонь. На миг я очутилась в бесконечном безмолвии, в Нигде. Тиски рук сдавили горло, выдавливая жизнь, лицо убийцы расплывалось перед глазами, а голос доносился издалека, словно уши забили ватой.

– Ваша жизнь грязна! – Его дыхание со свистом вырывалось из груди: казалось, будто меня швырнули в клубок ядовитых гадин. – Грязна и отвратительна, мисс Фоссет. И смерть будет такой же…

Я слабо колотила руками по покрывалу, цепляясь за зеленый огонек мерцающей на ладони змейки. Вокруг заклубилась невиданная доселе неукротимая сила, сметающий все на своем пути ураган магии, в котором я была просто щепкой. Темнота взорвалась перед глазами очередной ослепительной вспышкой, и я поняла, что это конец.

5

Воздух полоснул горло тысячами лезвий.

Я захожусь в кашле, а в следующий миг надо мной склоняется Винсент. У него безумный взгляд: такой был у Себастьяна, когда мы с ним наткнулись на гнездо диких пчел. Странно сравнивать Винсента с Себастьяном, но именно братец приходит мне в голову, потому что в потемневших до черноты глазах я впервые вижу ужас. Отчаянный – такой ни с чем не спутаешь, это инстинкт, и мне в голову приходит смешная мысль: что это так напугало де Мортена? Додумать я не успеваю, потому что сознание начинает ускользать.

– Луиза, не смейте закрывать глаза!

Вспышка: кто-то зажег светильник в купе, теперь надо мной плавает перекошенное от страха лицо проводника.

– Что вы встали, как вкопанный?! – резким окриком де Мортена можно стадо зомби поднять, не прибегая к помощи некромантов. – Помогите женщине. Ее зовут миссис Ровена Эпплгейт.

Проводник исчезает из поля зрения, а де Мортен взбивает подушку, укладывая меня, при этом все еще умудряясь командовать:

– Принесите воды, а потом пригласите начальника поезда и господина Джефферса из третьего вагона. Живо!

Слышу чей-то стон. Негромкое:

– Миссис Эпплгейт…

И резкое:

– Со мной все в порядке! Делайте что вам говорят.

Пряный запах, смешанный с мятным, тепло сильных рук Винсента. Невыносимо хочется прижаться крепче, обнять руками и ногами, слиться в одно целое и разрыдаться от облегчения, но слез нет. Когда он рисовал бабочку и заявился в мой дом в Лигенбурге – были, а сейчас нет. Мир вокруг расплывается, превращается в бесконечную карусель.

«Больно дышать», – хочу сказать я, но мое горло напоминает раскаленную добела банку, набитую углями, вместе с ним полыхает и вся грудь. Вместо слов с губ срывается сипение:

– Дшт… но…

– Знаю, милая, – он гладит меня по щеке, – сейчас будет легче.