Дарнаэл был уверен в том, что его родной сын не испытывает никакой потребности в магическом даре — сил у него было предостаточно. Но даже Шэйран умудрялся путаться, сбиваться, не пользоваться всем своим потенциалом, постоянно теряясь и смазываясь на фоне отвратительных эрроканских законов. Не мог он достойно демонстрировать свою силу, не мог колдовать так, как колдовал бы в свободной державе, и даже ему постоянно в спину летели короткие насмешки от сокурсниц.
Но Рэй умел бороться. У него в жизни — пусть далёкие и смутные, — были примеры того, что в каких угодно условиях можно оказаться победителем. Пусть он тогда ещё был совсем ребёнком, но воспоминания о том, как Дарнаэл из ничего выстроил огромную страну, всё ещё теплились в его разуме.
И, в конце концов, он был истинным сыном своего отца. С примерами или нет — в их жилах текла одна кровь. Не важно, какое оружие выбирали Тьерроны, но в том, в своём, они действительно были лучшими мастерами на свете. Возразить этому не мог никто.
Вот только в этом мире всё казалось не таким уж и простым, как, может быть, того хотелось бы Лиаре. Может быть, она и играла в хитроумные, тяжёлые для человеческого понимания игры, может быть, она пыталась обрубить крылья, когда ей было это выгодно — и прирастить их обратно.
Их сын пережил это потому, что отрубить не получилось. Он всё ещё стремился к чему-то, всё ещё думал о том, что ждало его впереди. Он боролся — со смехом, с короткими издевательствами, выворачиваясь из лап законов, придуманных его собственной матерью. Законам Эрроки было и лет-то столько, сколько Шэйрану, но у него как-то странно получилось обходить их.
А у Антонио, казалось, крылья давно уже отпали самостоятельно. Не летать — даже ходить нормально он не мог, коль от него желали этого иные люди. И его родная мать, и королева, и все вокруг повторяли, что магия — единственное, что имеет значение. Магия, которой в нём было несколько капель.
Так много для эрроканца. Так мало для настоящего мужчины.
И они выпили его практически до дна своими придирками, своими примерами из окружающего мира. Сейчас рядом с Дарнаэлом ехал не полный сил юноша, не человек, желающий чего-то добиться — нет, на соседней лошади восседала лишь жалкая тряпка, достойная только того, чтобы целовать носок туфли своей королевы. Да и то — не всегда.
Это чувствовалось во всём. В том, как он держался, как опускал голову, как отводил взгляд. Ему было просто в Эрроке, тут такие все — но стоило оказаться в компании хоть кого-то сильного, преодолевающего преграды, как Антонио угасал, обращался прахом.
Дарнаэл и сейчас ловил недовольные взгляды молодой ведьмы то на себе, то на молодом Карра. Реза — всего лишь яркое пятно стереотипов в их компании, — может быть, и была добродушной, светлой в каких-то своих проявлениях. Но всё же, в ней уже проросло то самое зерно проклятого матриархата, которое имело право быть только в сильных женщинах.
Его Лиаре — при всех её недостатках, — оно даровало гордость.
Ятли — всего лишь гордыню.
— Тут, — наконец-то уверенно выдохнула она.
И вправду, не заметить эпицентр было практически невозможно. Хотя Дарнаэл был уверен, что определённый отрезок времени они ехали вплотную к границе, но там не было ни снежной бури, ни даже обыкновенной синей стены, которую так ярко описывала девушка. А вот теперь он и вправду видел — обломанные края этой громадины, заканчивающейся в сотне-другой метров от источника.
— И это вся стена? — хмыкнул Дарнаэл. — Неужели её так сложно обойти?
— Вы просто дарниец, и Антонио — тоже наполовину не эрроканец, так что, может быть, вы видите только самую сильную часть, — Ятли даже не обернулась, отказываясь удостовериться в их общей ошибке.
С местом они угадали точно. Этот клубок волшебства, крутившийся вкруг собственной оси прямо перед их носом, тянул свои снежные лапы к статуе мужчины, замершего будто бы в попытке убежать или догнать кого-то. Не узнать в этом могучем воине Кальтэна было трудно — Дарнаэлу понадобился только один взгляд, чтобы с уверенностью сказать — Моника правильно идентифицировала личность этого человека.
— Но где же твои сокурсницы-ведьмы? — недовольно поинтересовался король у Резы. — Если я не ошибаюсь, они всё ещё должны находиться тут и стеречь границу.
— Наверное, осматриваются с той стороны, — пожала плечами Ятли. — Разве это имеет какое-то значение? Мы привели Антонио — только он может что-то исправить.
Но тот выглядел таким испуганным, таким бледным, глядя на своего родного отца, обратившегося в глыбу льда, что в Дарнаэле не осталось и капли сомнения — чудо, если они хотя бы человека сумеют вытащить. Ведь Антонио, убегая отсюда, отказался замечать и снежные стены, и погибших — он был настолько испуган…
Он и не мог с этим ничего поделать, потому что он — просто марионетка. Слабый, безмерно слабый волшебник, и не потому, что мужчина, а потому, что его мать очень постаралась доказать на его примере, что чары в руках любого парня угасают.