Заклятые враги

— Сколько лет я боролась с тобой, — усмехнулась Лиара. — И что получилось? Стоило только забрать из Элвьенты её распрекрасного короля, как мне тут же огласили войну. Некий самозванец, имя которого не говорит мне ровным счётом ничего.

— Лучше б оно и мне ничего не говорило, — покачал головой Дар. — Но — война? С моей страной? Они одумаются, стоит только мне выйти на холм, ты же понимаешь.

— Если ты ещё на него выйдешь. Армия Элвьенты… Вот если б ты нападал на Эрроку, каковы бы были у нас шансы?

— Без границы? — он даже не особо задумывался. — Если б я действительно хотел всех вас уничтожить или подмять под себя? Настоящая война? — мужчина развёл руками. — Это не больше месяца. У вас слабая армия. Есть маги, но вряд ли они специально обучены. К тому же… Если правильно убирать людей, то можно выиграть войну ещё до нападения.

— Вот видишь, — хмыкнула Лиара. — У нас нет шансов. У нас нет полководца, нет войска, магов, как ты говоришь, можно убрать…

Она отвела взгляд. Рыжие волосы даже в одно мгновение будто бы погасли — и во взгляде почувствовалось что-то такое странное, дикое, словно королеве Лиаре впервые в жизни было действительно страшно.

— Послушай, — Дарнаэл выпрямился. — Я понимаю, ты сейчас в ужасном положении. Но я не был бы столь радикален относительно того, каковы у нас проценты возможности победы.

— Ты ведь сам только что сказал, что мы заведомо проиграли.

Разумеется, в её взгляде не было ни единой слезинки. Королева просто не может плакать, она не позволит себе такую дикую, жуткую слабость. Королева — идеальная женщина, которая никогда в своей жизни не совершила ни единой ошибки из того глупого, пустого перечня.

И, конечно же, она сумеет победить. Железная, стальная женщина, у которой отобрали двоих детей, которых она, вопреки всему, любила. У которой забрали её первого советника. У которой нет ни армии, ни народа, что любил бы её достаточно сильно.

— Лиара, — он обнял её за плечи и заглянул в глаза — такие же, как и в молодости, яркие, только уже не преисполненные той дикой уверенностью. — Послушай. Ты спросила меня, как скоро я бы выиграл эту войну. Я сказал. Но я воюю всю свою жизнь. Я, в конце концов, семь лет терпел тебя — это многого стоит. Я знаю Эрроку и Элвьенту, как свои пять пальцев. Я даже согнал свою возлюбленную мать с трона, не имея ни армии, ни стражи — только бунтующий народ. Да, мне бы хватило два месяца, может, больше, но немного. Мне — не тому, кто там правит.

— Неужели ты так сильно недооцениваешь человека, что сжёг твою жену? И ты, — Лиара едва сдержалась, чтобы не оттолкнуть его, — не слишком походишь на человека, грустящего по своей благоверной.

— Ну, во-первых, если мои догадки верны, то ей костёр пойдёт только на пользу, — он закрыл на мгновение глаза. — А во-вторых… Милая, это же узурпатор. У него нет верности народа — поверь, не так уж и много верит в то, что я действительно оставил по себе такого наследничка. У него нет военного опыта — я знаю своего советника, он дальше длинного носа ничего и не видел! Но даже если он дойдёт до страны, в которой никогда не бывал, сплотит армию, которую ведёт король, даже если осмелится её возглавить… Ну, милая. Это ты не умеешь выстраивать войско и защищать родную страну. Я-то умею, — он весело подмигнул ей. — Как бы не горестно было мне это признавать, Лиара, мы сейчас играем на одной стороне. А что до наших детей, о которых ты нынче, я уверен, думаешь, то если уж они сумели вырваться из-под твоей опеки, то как-то переживут то, что творится в наших странах. Я в твоих тюрьмах был, знаю, о чём говорю.

=== Глава шестидесятая ===

Анри остановилась — будто бы кто-то внезапно вынудил её замереть. Казалось, она блуждала между гранями неведомого кристалла, и то тут, то там сталкивалась с собственным отражением. Тут и трёх слов нельзя было проронить, чтобы не быть оглушённым дикой луной — и Сандриэтта чувствовала, что попала в жуткую ловушку.

У неё пропало ощущение времени и пространства, растворились в воздухе всякие понятия уверенности — будто бы настоящий мир поглотила абсолютная, бесконечная боль. И она могла только хвататься за какие-то осколки жуткой, безмерной боли — хвататься и мечтать о том, как однажды будет счастлива.

Сейчас тут был только холод. Холод предательства, холод одиночества, холод обыкновенный, зимний, и она видела изморозь на кристаллах. Видела чужие мысли и чувства — и почти окончательно потеряла собственные. Задыхалась, будто бы падала в воду и никак не могла выплыть на свободу.

Она зажмурилась, пытаясь вспомнить хоть что-то хорошее, что случалось с нею в жизни, но ответом оказалось лишь колючее, ненавистное прошлое, болезненное и отвратительное. И она не могла — действительно не могла уцепиться за что-то.