Прежде король вёл их вперёд. Новый король предпочитал оставаться в столице, а воины с разбитыми сердцами сами думали, как располагаться, как обустраивать лагерь и когда нападать. И, да видит Первый, никто из них не хотел делать этого на самом деле. Старинная детская игра обратилась для них в жуткую реальность, и отступать теперь было попросту некуда.
— Выступаем сегодня на рассвете, — послышался шепоток. Но солдаты были готовы подчиниться даже ветру; среди них не осталось тех, кто был бы так уж против войны или не готов поддаваться. Сюда пришла более слабая, но более податливая половина элвьентской армии. Половина, которая забыла о том, как дышать, когда им сообщили о смерти короля.
Половина, что должна бы пылать жаждой мести.
Их лагерь больше походил на какой-то огромный муравейник. Вокруг — только одна сплошная зелёная трава, поле и поле — тут они ещё никогда не воевали. Извечно элвьентские земли, с которых начнётся великое объединение континента, чем не замечательная цель, которую должен преследовать каждый король?
Холод и боль — что могло быть хуже?
Кальтэн восседал на лошади впереди войска. Все они — пешие бойцы, слишком мало конной кавалерии, но предводитель должен выделяться хоть как-то. Он и его, очевидно, сын — слишком похожи, такие разбитые и руководимые отнюдь не здравым смыслом.
Тем не менее, солдаты стояли и смотрели на холм — холм, по которому проходила граница. Холм, на котором они собирались увидеть вражескую армию, понять, с кем придётся схлестнуться через несколько минут. Может, часов — если повезёт. От чьей руки погибнут несчастные, кого счастливчики сумеют уничтожить сами. Война — это лишь лотерея, когда воюешь против ведьм.
Зашевелилась под ногами трава. Казалось, она вдруг рванула к небесам, росла так быстро, что это можно было заметить. Чары — воздух наполнился ими.
Они все подняли голову, в немом ожидании замерли, надеясь на то, что армия, чужая и злая, вот-вот покажется там, на возвышении. Но вместо огромного войска, ведомого колдуньями в развевающихся на ветру белых платьях они увидели только силуэт одного человека — он шагал к ним уверенно и ровно, с прямой спиной, и, наверное, гордо смотрел вперёд — трудно было понять на таком расстоянии.
Армия насторожилась — мужчина. Гонец? Посланное королевой пушечное мясо? Может быть, просто фикция?
Он двигался к той точке, где внезапно отвесной скалой обрывался холм. Всего одно неприступное с их стороны возвышение на фоне покатых спусков и подъёмов.
Восходящее солнце коснулось светлыми утренними лучами его лица, открывая незнакомца всему миру — и на его губах засверкала улыбка.
Травы под его ногами взвились, и сильный ветер рванулся вперёд, словно пытаясь столкнуть мужчину с его скалы. Но он стоял — неимоверно прямой, так близко к ним, что можно было услышать то, что он скажет. И им уже не надо было спрашивать, кто он и зачем пришёл.
— Ну что же, воины, — голос короля звучал громогласно, во много раз усиленный чужой или, может быть, его магией. — Готовы ли вы сразиться со мной? Нападайте. Моя непобедимая армия стоит за моей спиной или передо мною?
Но они отлично знали, что там, за холмами, нет ни единого воина.
И всё же, понимали, что в этой битве заведомо проиграли.
Кальтэн издал едва слышный, раздражённый рык.
Их король — или призрак их короля, дух, сотворённый отвратительными ведьмами Эрроки, — не сдвинулся с места. Не проронил больше ни единого слова. Он всё так же стоял — гордо и ровно, — и ждал, пока его армия примет окончательное решение. Пока сможет выстрелить в него, разрывая то хрупкое подобие мира, или встанет на колени, признавая, что ошибалась.
Войско тоже молчало. Короткий, тихий шепоток — ненастоящий, — не смог пробиться до дальних рядов; они напирали на первые палатки, сметали на своём пути всё в немом, но упрямом продвижении вперёд, не позволяли никому остановить себя, убеждённые в том, что там, рядом с Его Величеством им и место. Кальтэн Фэз вряд ли действительно имел в своих руках столько власти.
— Это призрак, — убеждённо бормотал он себе под нос, широкими шагами пересекая пространство между двумя соседними кострами. — Это призрак…
Тем не менее, Кальтэн так и не произнёс эту фразу во всеуслышанье. Он знал — не поверят. Элвьенте всегда хватало одного только королевского взгляда, чтобы навсегда поклясться этому человеку в верности. Дарнаэла трудно спутать с кем-либо другим. И ни одна, даже самая точная иллюзия, даже в исполнении человека, который знал его всю свою жизнь, не могла бы точно скопировать Его Величество.
То, как он смотрел на своих людей, то, как обращался к ним.
И даже если когда-то у кого-то хватило бы сил на то, чтобы сотворить столь точную копию — они не могли подделать его магию. Конечно, воины Элвьенты — не волшебники, они не чувствуют того специфического привкуса колдовства, не могут отличить от его от других чар. Но так, как Дарнаэл Второй, колдует разве что его сын — и Мэллор далеко в лесах на стыке двух королевств.
Ни Мэллором, ни двадцатилетним парнем мужчина на холме не был.