Заклятые враги

— Да нет у меня никакого неприятия! — вспыхнула Эрла. — Но не прыгать же в постель с первым попавшим конюхом! Я, может, замуж хочу, по любви!

Он смотрел на неё минут пять, а после рассмеялся — как-то совсем искренне, весело, будто бы они были старыми друзьями, а не врагами, пусть и не до конца. Эрла возмущённо фыркнула — ему ещё и смешно!

— Это не весело! — возмутилась она, толкнув мужчину в плечо — но с тем же успехом можно было толкать стенку пещеры, ничего не изменилось. — Так нельзя! Нельзя так по-хамски относиться ко мне!

Эльм продолжал смеяться, но Эрла явно не спешила мириться с подобным издевательством. Она попыталась спихнуть его с помоста, но в результате свалилась сама, и они вдвоём покатились по каменному полу.

Девушка даже сама не поняла, когда оказалась прижатой к каменной поверхности. Эльм сжимал её запястья и как-то совсем весело, не так, как прежде, смотрел в глаза, будто бы планировал в очередной раз поиздеваться, но внезапно принял радикальное решение изменить способ собственного влияния на её поведение.

Эрла дёрнулась, отчаянно пытаясь вырваться на свободу, но получилось очень плохо. Она смогла оставить разве что тонкую царапину на его руке да почти порвать рукав рубахи, но особого вреда не нанесла.

— И что мешало тебе выйти замуж по любви до непорочного зачатия и не морочить себе голову мамочкиными экспериментами? — почти издевательски поинтересовался Эльм.

Казалось, страх перед её колдовством покинул его так же быстро, как и приходил — одной бесконечной волной.

— При маме? По любви? Ты сумасшедший или притворяешься? — фыркнула Эрла. — И слезь с меня немедленно!

Эльм усмехнулся.

— Ну, да, твоя мамочка — отпугивающий фактор, — согласился он. — Но можно было найти жениха, не уведомляя его о том, кто твоя мать.

— Да кому я нужна…

— Ну, тут бы я поспорил, — он мотнул головой. — Ты красивая, хоть и волшебница. Хотя в этой чокнутой стране волшебница и женщина — слова синонимы.

Он поднялся с земли и рывком поднял на ноги, а после потянул котомку, словно собираясь уже ложиться спать. В ней всё равно было мало полезного, но одеяло можно было использовать хотя бы как подстилку.

В конце концов, не спать же вот так, на голой земле, они и без того пять дней дремали разве что в седле, когда второй шагал рядом и вёл лошадь за поводья.

Эрла неуверенно топталась рядом. В свою красоту она не верила, равно как и в способность нормально колдовать, потому не стремилась ни соглашаться со словами парня, ни пытаться их отрицать.

Марсан будто бы и забыл о том, что она тут присутствовала — куда больше нынче его волновало состояние собственной мокрой рубашки.

…Эрла так и не успела отвернуться.

Эльм, не обращая на неё внимание, мирно выжимал рубаху, и с ткани лились тонкие струйки воды, но не это было самым страшным. Она смотрела на то, как вместе с мышцами на его спине будто бы перемещались отвратительные шрамы — десять длинных, тонких отметин.

Даже холод отступил на мгновение в сторону, когда она смотрела на этот истинный кошмар, отчаянно пытаясь отрицать то, что сейчас видела.

Крови, конечно, не было, да и раны давно уже зажили, но шрамы не денутся никуда. Их можно было убрать разве что магией, эти позорные следы сопротивления дурацкому закону, который придумала её мама.

— Ты чего? — Эльм обернулся к ней, будто бы не сам несколько часов назад обвинял во всех смертных врагах. — Что случилось? Ты б переоделась…

Эрла даже не сдвинулась с места. Шрамы её пугали, и она была уверена — не уснёт даже в том случае, если он сейчас же завернётся в одеяло и скроет отметины от её взгляда. Горло сжало спазмой, и она дёрнулась, будто бы пыталась избавиться от чего-то внутри себя, странного и в тот же момент страшного.

Девушка шумно выдохнула воздух и окончательно отступила от него, отчаянно пытаясь вырваться под дождь, на свободу. Её вина в этих шрамах тоже была — она не противилась, не спорила, не пыталась заставить матушку хотя бы иногда проявлять к людям милосердие.

Она тоже была очень виновата — перед каждым, кто пострадал от королевы Лиары, и перед Эльмом в том числе.

— Да что такое? — он сделал шаг в её сторону, и убегать было некуда — девушку окружили со всех сторон сплошные стены и вода, что лилась с небес, будто бы сошла с ума.

Она шмыгнула носом.

— Твои шрамы, — тихо прошептала Эрла. — Я могу чем-то помочь? Я не знала, правда, я…

Знала. Это было очередным подтверждением жестокости её мамы, очередным доказательством того, что нельзя даже и оспорить. Королева Лиара — ужасная правительница, и матриархат — худшее, что только могла придумать Эррока. Да, король Дарнаэл мог приказать даже выжечь позорное клеймо, да, у него в тюрьмах иногда оказывались невиновные люди.

Но никогда человек не считался преступником только за то, что родился мужчиной или женщиной.