Заклятый друг (СИ)

— Твои родители… Да, они не заслужили. У тебя хорошие родители. Почему им такое досталось — ума не приложу.

— Я ничего плохого своим родителям не делала.

— Вижу, — он скользит взглядом по моей руке с обручальным кольцом, по дому. Чуть подался вперёд и посмотрел на меня так зло, что живот свело. — Ты просто продалась, Даша. Ты — продажная тварь, как и твоя сестра. Правда, она лучше — вещи своими именами называла, давала за деньги или за дозу. А ты любовью называешь проституцию. Ты — лживая проститутка, которая дискредитирует понятие любви и семьи.

Он плотно сжимает губы, и щёки его натягиваются. Будто он готовится к пощёчине.

30. Даша

Но я не ударю его.

Долго смотрит мне в глаза. Ждёт, что я скажу что-то в ответ.

А я не буду ничего ему отвечать.

Серёжа ещё с минуту сидит напротив, а потом молча уходит. И наш диалог заканчивается так же некрасиво, как и наши отношения.

Я встаю, иду и закрываю за ним дверь.

— Всё в порядке?

Оборачиваюсь.

В арке стоит Мила с Ваней на руках.

— Да, — хрипло и без зазрения совести вру.

Смотрю на Ваню издалека. И виню в чувстве вины. От которого я якобы избавилась.

— Мне кажется, он хочет к Вам на ручки, — она моложе и глупее Татьяны Георгиевны. И ещё не вникла, что я беру ребёнка на руки только для того, чтобы поддерживать образ хорошей мамы в аккаунте.

— Привет Ванечка, — сильнее прижимаюсь к двери. Мне вообще хочется просочиться сквозь неё и исчезнуть. — Мама тут, рядом, — изображаю улыбку.

— До шести месяцев голос и зрительный контакт не производят такого позитивного воздействия на ребёнка, как телесный, — няня смотрит на меня своими огромными глазами цвета сгнившего яблока и разговаривает таким тоном, будто я идиотка. — Идите же сюда. Подержите его. Вы за целый день ещё ни разу не брали его на руки.

— Я хочу, чтобы ты уехала, — подхожу и киваю на дверь. — Прямо сейчас.

Мне нравится, как чувство превосходства на её лице сменяется беспомощностью.

— Я что-то сделала не так?

— Повторяю. Ты. Должна. Уехать. Прямо. Сейчас.

Она идёт в гостиную, кладёт ребёнка на детский шезлонг. Так медленно, осторожно.

Бесит!

Смотрит на меня оленьими глазами.

— Мои вещи…

— Прямо сейчас!!!

Это придаёт ей скорости. Как хороший пендаль.

Когда няня исчезает за входной дверью, я возвращаюсь в гостиную, где рядом с мягким белым диваном стоит такой же мягкий и белый детский шезлонг, в котором лежит ребёнок.

Подхожу вплотную и смотрю на Ваню.

Как-то мы с Серёжей обсуждали экотехнологии, которые Дания как самая экологически идейная и прогрессивная в этой сфере страна Евросоюза, экспортируют в другие государства. Коснулись самых проблемных стран на планете, где вопросы нужно было решить ещё вчера. Прошлись по перенаселению Индии. И разговор сам собой пошёл о детях и об отношении к ним в той же Индии и Дании.

Я так яро хвалила Европу. А Серёжа рассказал мне, какие жуткие традиции, объясняющие инфантицид, были много веков назад в этих странах.

Например, если ребёнок рождался с аномалиями, или просто много болел, его принимали за подменыша. Якобы нечистая сила в виде троллей забрала настоящего младенца, а подложили своё отродье.

Чтобы вернуть ребёнка, существовал целый ряд процедур.

Жестоких. Выходящих за грани моего понимания.

Я помню как разревелась. Когда он стал приводить примеры.

Начал с обычного игнорирования плача ребёнка. Троллиха пожалеет своего детёныша, если он будет всё время плакать, и заберёт его, вернув родителям их младенца.

Но не всем матерям достаточно услышать плач, чтобы захотеть взять на руки своё дитя.

Тогда переходили к более радикальным методам.

Причинение физических увечий.

Брали палку…или поднимали младенца за ноги…

Я сглатываю.

Ваня плачет. И я не беру его на руки.

Как будто жду, что мне что-то вернут.

Трудно ничего не чувствовать к человеку, который похож на того, кого ты ненавидишь всей душой.

Ваня морщится. Кричит. И иногда открывает широко глаза. Как будто проверяет мою реакцию.

Я вытираю слёзы, чтобы они не мешали мне рассмотреть его как следует.

Похож.

Господи, как же он похож…

Вглядываюсь в его глаза…

Склоняюсь к нему.

И собираюсь сделать то, за что ещё долго буду себя корить.

31. Макс

— Мне хорошо знакомо это место. Я здесь рядом училась в универе, вон там, — Полина наклоняется к лобовому стеклу и указывает на огромное серое здание в стиле ампир.

— Ты же окончила МГУ.

— Я успела поучиться на юриста. Целый год. Бросила. И только потом пошла в IT.

— Неужели было время, когда Полина не знала наверняка, чего хочет?

— Ошибаешься. Я точно знала, чего хочу — защищать невиновных.

— Звучит благородно. Почему же передумала?

Она пожимает плечами.

— Муж переубедил? Он же у тебя прокурор, наверняка открыл тебе глаза на закулисье.

— Я и без него знала, что деньги сильнее закона — если ты об этом. У всех есть знакомые знакомых, у которых благодаря взятке оппонента пострадавшая сторона проиграла дело. Или, того хуже — могут посадить невиновного человека.

— У меня нет таких знакомых.