Заклинание для Хамелеона

На следующее утро солнце, косо заглянувшее в яму, все же высушило грубые кирпичи. Они еще не были достаточно прочны, но, по крайней мере, начало было положено. Фанчен разместила их за занавеской так, что сверху ничего не было заметно. Она намеревалась выставить их на просушку и на полуденное солнце, если ее занятие по-прежнему останется в тайне.

Трент принес им завтрак: свежие фрукты и молоко.

— Не хотелось бы говорить вам этого, но мое терпение иссякает, — сказал он. — В любой момент они могут перенести Магический Камень на новее место (это обычная мера предосторожности), и тогда вашей информации будет грош цена. Итак, если кто-то из вас сегодня не скажет, где Камень, то завтра я трансформирую вас обоих. Ты, Бинк, станешь василиском, а ты, Фанчен, — базилиском. И посажу вас в одну клетку.

Бинк и Фанчен в ужасе переглянулись. Василиск и базилиск — два названия одного и того же существа: крылатой рептилии, высиженной жабой в навозной куче, из безжелткового яйца, снесенного петухом. Смрад от такой твари настолько мерзок и силен, что вянут растения и рассыпаются валуны, и лишь один вид ее морды заставляет все живые существа падать замертво. Василиск — маленький король рептилий.

В знамении Бинка хамелеон превратился в василиска — как раз перед своей гибелью. Сейчас о хамелеоне Бинку напомнил человек, который не мог знать об этом знамении; человек пригрозил трансформацией… Наверняка, смерть подбирается все ближе.

— Это блеф, — проговорила наконец Фанчен. — На самом деле он не пойдет на такой шаг. Он старается напугать нас.

— Тут он, по-моему, преуспевает, — пробормотал Бинк.

— Я вижу, нужна демонстрация, — продолжал Трент. — Никого не прошу принимать слова о моей магии на веру, поскольку ее легко продемонстрировать, Мне необходимо регулярно тренироваться, чтобы полностью восстановить свой талант после длительного пребывания в Мандении. Поэтому демонстрация вполне устраивает меня. Проверим — и убедимся. — Он щелкнул пальцами. — Дайте пленникам закончить завтрак, затем вытащите их из ямы, — велел он подошедшему охраннику и удалился.

Теперь помрачнела Фанчен, — но по другой причине.

— Он, может быть, и блефовал. Но вот если они спустятся сюда и увидят кирпичи… Тогда нам конец.

— Мы должны вылезти отсюда сами, не доставляя им лишних хлопот, — сказал Бинк. — Без особой необходимости они сюда спускаться не станут.

— Будем надеяться.

Когда за ними пришла охрана, они тут же вскарабкались наверх по веревочной лестнице, как только им ее спустили.

— Мы считаем, что генерал блефует, — заявил Бинк.

Солдаты никак не отреагировали на его слова; все двинулись по перешейку к границе Ксанфа и Мандении.

Неподалеку от Щита стоял Трент, рядом располагалась проволочная клетка. Его окружали солдаты с луками наготове. Все они были в очках с закопченными стеклами. Картина выглядела мрачной.

— Предупреждаю вас, — произнес Трент, когда они подошли. — После трансформации не смотрите в лицо друг другу. Возвращать мертвых к жизни я не умею.

Если это было продолжением тактики запугивания, то, надо сказать, весьма эффективным, фанчен по-прежнему, видимо, сомневалась в серьезности намерений Трента, но у Бинка сомнений уже не осталось. Он помнил Дерево Джустина — свидетельство гнева Трента. К тому же, у него не шло из головы знамение. Сперва василиск, затем смерть…

Волшебник уловил смятенный взгляд Бинка.

— Ты хочешь что-то сказать мне? — поинтересовался он как бы между прочим.

— Да. Как они умудрились изгнать тебя и не превратиться в жаб, репу или что-нибудь помудренее?

Трент нахмурился.

— Это не совсем то, что я имел в виду, Бинк. Но — так и быть: в интересах гармонии отвечу. Адъютант, которому я доверял, был подкуплен и наложил на меня сонное заклинание. Пока я спал, они вынесли меня за Щит.

— А где гарантии, что подобное опять не случится? Не можешь ведь ты все время бодрствовать.

— За долгие годы моей ссылки у меня было время поразмышлять над этой проблемой. Я пришел к заключению, что сам виноват в предательстве. Я не сдержал слова по отношению к другим, поэтому другие не были до конца преданными мне. И все-таки я не считаю себя совсем уж бесчестным — я нарушал свое слово лишь в самых крайних случаях. И тем не менее…

— И тем не менее, это ложь, — сказал Бинк.

— В то время я не считал так. И теперь не строю иллюзий: вряд ли моя репутация улучшилась с тех пор. Есть такая привилегия у победителя: представлять побежденного человеком полностью развращенным и испорченным. И все же, все же… слово мое не считалось абсолютно крепким, мне уже не верили, и со временем я понял, что именно эта моя черта стала причиной моей неудачи. И потому — я больше никогда не обманываю. И никто не обманывает меня.

Это был достойный ответ. Злой Волшебник сейчас плохо соответствовал тому образу, что был создан в Ксанфе рассказами о нем. Вместо уродливого, слабого и коварного (такому портрету, к слову сказать, больше соответствовал Хамфри) выступал красивый, сильный и образованный человек. И тем не менее, он был злодеем — Бинк помнил об этом и не позволял красивым словам обмануть его.