Заклинатель змей

— Вот оно что, — кивнул майор, не демонстрируя никаких эмоций по поводу сказанного. — Что ж, я понимаю… изучайте фольклор, тоже дело, в общем-то…

— Мифология, фольклор? Только не говорите, что вы этим занимаетесь, — скептически поморщился Ковалев.

— Я был бы рад заниматься чем-то более понятным, — вздохнул Игорь. — Да вот только времени не осталось. Хранитель не может умереть, не передав свой дар — если некому будет держать врата, эти твари совсем оборзеют.

Ковалев беспомощно посмотрел на остальных, словно пытаясь прочесть на их лицах хоть какие-нибудь подсказки.

— Вы можете не говорить загадками, а? Вы понимаете, что подобные речи вызывают желание надеть на вас смирительную рубашку?

— Связывание — это интересно, — сказал Игорь, неожиданно игриво подмигнув Ковалеву — тот аж споткнулся на ровном месте. — Но развлечения — потом. Все очень просто, товарищ капитан, есть места, где наш мир соприкасается с другими, есть механизмы, контролирующие эти точки соприкосновения, и есть люди, хранящие их. Хотел бы я сказать, что это люди, чистые сердцем и светлые душой, но правда гораздо прозаичнее. Это люди, способные посвятить свою жизнь подобной миссии, только и всего. Благодаря складу характера или моральным устоям, а иногда и по изначальному принуждению… А сейчас один из таких людей умирает.

— Это… бабка, что ли? — уточнил Костя, с трудом раскладывая по полочкам в голове полученную информацию. Странное дело — майор говорил с такой убежденностью, что не возникало ни малейших сомнений в правдивости его слов. Да и у остальных его спутников, похоже, тоже напрочь отшибло способность к критическому мышлению — они даже вопросов не задавали. Шагали механически в такт, точно марионетки, связанные невидимыми нитями… и не оставалось ни малейшего сомнения, кто же тут — кукловод.

— А вы разве не чувствуете? — спокойно ответил Рогозин. Они уже подошли к нужной калитке, и Костя отметил, что окна в доме старушки Алевтины светятся изнутри странным, мерцающим светом, ничуть не напоминающим электрический. «При свечах сидит, что ли?» — мелькнула вялая мысль. А потом участковый прислушался к своим ощущениям и понял, о чем говорил майор. Что-то было в окружающем воздухе, что-то тревожное, тянущее изнутри, нематериальный какой-то холод и беспричинная, глубинная тоска. Это было чувство, знакомое по осенним дождливым дням, когда кажется, что солнце никогда не вернется, и все краски мира постепенно растворятся в бесконечном сером потоке воды. Это была печаль родом из далекого детства, когда любимый щенок, верный, озорной товарищ по играм лежит у твоих ног бесформенной черной тряпкой, и глаза его кажутся пластмассовыми бусинами, украденными у фабричной игрушки… Это была смерть, ее вкус и запах, и слова «у нее же обычная простуда, поправится наша бабуля» застряли в горле, так и не родившись.

— Удивительно, что в поселке еще слухи не пошли, — прокомментировал Игорь, решительно толкнув калитку. — Смерть деревенского колдуна — то еще событие… Даже птицы не поют, слышите? Если не принять меры… выброс будет такой, что жить здесь долго станет невозможно.

— Что мы можем сделать? — подал наконец голос до сих пор молчавший Саша. Рогозин не ответил ему, только взял осторожно за локоть, увлекая за собой — как будто парень и без того не следовал за ним покорной тенью. Костя шел за ними, след в след, безуспешно пытаясь понять, что за сила влечет его, если все чувства кричат, что в это страшное место идти не стоит.

— Насколько я разбираюсь в фольклоре… — медленно, словно через силу, произнес Ковалев. Но фразу так и не закончил — они уже входили в дом.

— Здравствуйте, Алевтина Николаевна, — почтительно сказал майор, отводя в сторону тряпичный полог, закрывавший вход в дальнюю комнату — видимо, спальню.

— Долго ты, — неожиданно чистым, звонким голосом сказала старушка. Она лежала в постели, окруженная множеством церковных свечей — в комнате приторно пахло горелым воском, медом и травами. Лицо ее с прошлого Костиного визита осунулось еще сильней, однако глаза сверкали живым, едва ли не молодым огнем, причудливой россыпью бликов отражая многочисленные огоньки.

— При всем уважении… дживанмукти, — Игорь сделал явную паузу перед непривычным словом, и по ухмылке старушки ясно было, что ей обращение знакомо, — при всем уважении, это вы затянули слишком долго. Без хранителя Змеиный камень не устоит, раскроется, вам ли не понимать.

— Так мы ведь тоже… люди, — тихо сказала Алевтина. — Тоже хочется пожить… еще денек, еще месяцок, еще одну весну встретить, еще одно лето проводить… Думала, устою… Много их нынче… тварей-то подколодных… лезут и лезут, будто пожар у них там, будто жить им негде… не удержу ведь.

— Насколько я помню деревенский фольклор, — откашлявшись, прошептал наконец Ковалев, — люди боятся заходить в дом умирающего колдуна, потому что тот не может уйти, пока не передаст свою силу… и свое проклятие… другому.