«О боже! - подумал Омар с тоской. - Напрасно хулят человека, который сторонится людей и не лезет в толпу. Один ты всегда знаешь, чего хочешь и что будешь делать. Но стоит возле тебя оказаться другому человеку, ты уже не свободен в своих поступках и должен подлаживаться к нему - волей или неволей. Он чего-то ждет от тебя. Отчаянно уповая на твои какие-то возможности. Которых, увы, нет и не известно, когда они будут.
Ладно б, если это служило доброму делу. Нет, чаще ты, сам того не желая или даже не зная, способствуешь дурному. Или, хуже того, тебе совершенно ненужному, неинтересному. К которому ты не имеешь никакого касательства. Когда в этой дурацкой стране усвоят такое понятие, как уважение к человеку, к его образу мыслей?»
Омар фыркнул. Это понятие применительно к данной стране ему самому показалось до смешного невероятным.
- Идемте, - позвал он визиря с собой. - Я человек здесь новый, с порядками не знаком, и в случае чего...
Султан не мог поднять головы.
- Худо мне, учитель, - прошептал он еле слышно. - Помогите! Вы - лекарь...
- Государь! - встревожился Омар Хайям. - Вам нужно сейчас же, немедля, сделать кровопускание.
- Полегчает? - голос у тюрка тоненький, слабый.
- Непременно.
- Делайте...
Визирь, устроившись в сторонке, чтобы не мешать, внимательно следил, как Омар вынимает из своей переметной сумы черный ящик, достает из него толстый шнур, вату, медную чашу, ланцет.
Похоже, он что-то прикидывал в своем хитром уме. Впрочем, кто его знает...
- Заверни его величеству рукав, - приказал Омар телохранителю. - И налей в большой кубок чистого вина... Теперь посторонись, не загораживай окно.
Телохранитель, сделав что требовалось, послушно от ступил и замер, судорожно вцепившись в рукоять меча. Он видел кровь. Много крови. И не раз пускал ее сам. Но его кривое острое «приспособление» никому никогда не улучшало здоровья. Хотя и меч и ланцет - из одной и той же хорошо закаленной стали.
Омар протер толстую руку султана ватой с вином, ополоснул в кубке ланцет и сделал надрез. В медную чашу потекла плотной струйкой черная кровь...
Лицо султана постепенно светлело.
- Не слишком ли много? - спросил телохранитель сдавленным голосом.
- Это дурная кровь. Не бойся.
Омар наполнил емкую чашу, отставил ее и перехватил руку султана выше надреза толстым мягким шнуром. Протер ранку ватой с вином. Дело несложное, скучное.
- Пусть подсохнет...
Султан открыл глаза, улыбнулся:
- В голове прояснилось! Хоть сейчас - на коня...
- Нет, государю следует полежать.
- Пить хочу. Можно чашу вина?
- Можно. И нужно.
Султан жадно выпил полную чашу вина, с любовью взглянул на Омара.
- Учитель однажды спас меня от смерти. Когда я оспой болел. И вот - опять. Век не забуду...
- Государь благороден - и благодарен, - подтвердил визирь с неизменным своим тихим весельем.
- Вот ваша хворь, - показал Омар султану медную чашу с быстро загустевшей кровью. - Кровь у вас слишком вязкая. Если государь расположен выслушать мой совет, ему бы следовало не реже одного раза в месяц ее понемногу спускать. Не окажусь я под рукой - с этим делом отлично справится ваш брадобрей.
- Так просто? Учту, - сказал бледный султан.
У визиря на миг сверкнули глаза. Он, похоже, тоже это учел...
Ранка затянулась. Омар снял шнур.
- Ох, хорошо! - вздыхал Мохамед с облегчением. - Сам аллах надоумил меня вызвать вас в Исфахан...
Омар до сих пор не забыл, как обставлен был этот «вызов». Чуть ли не руки ему скрутили.
- Скажите, сколько дармоедов крутится возле меня, - султан исподлобья взглянул на визиря, - но никому из них в голову не пришло облегчить мои страдания. Учитель, я вас никогда не отпущу от себя. О, если б вы помогли мне избавиться от хвори, именуемой Хасаном Сабахом!
- Он - может, - угодливо сказал визирь. - Он все может! Ибо велик умом и умением.
- О государь! - вздохнул Омар. - Вы ради этого дела оказали мне высокую честь, назвав надимом, то есть личным советчиком, другом и охранителем. Но, как вы понимаете, человек немолодой, да еще с больной рукой, не способен рыскать в трущобах Исфахана, ловить исмаилитов и рубить им головы. Мое оружие, как справедливо изволил заметить ваш верный слуга Сад аль-Мульк, - поклонился он с усмешкой визирю, - мой ум.
- Именно он мне и нужен, ваш ум, - кивнул государь.
- Чтобы давать советы по какому-либо делу, надо это дело знать досконально. Но что я знаю о Хасане Сабахе и его исмаилитах? Ничего, кроме слухов. Известных вам не хуже, чем мне. Даже лучше, ибо вы - в гуще событий.
- Да, слухи, - мрачно кивнул султан. - Пока что слухи. Я до сих пор не видел живого исмаилита, - угрюмо взглянул он на визиря.
- О государь! - вскинул руки придворный. - Дай вам бог никогда их не видеть...
- Может, и нет их в природе? Одна выдумка? Но кто же тогда истребляет моих верных слуг? Совсем недавно здесь, в Исфахане, убили судью Убейда Абдаллаха. Я хотел сам допросить хашишина, но не успел. Сад аль-Мульк расправился с ним на месте.