Заклинатели

Морозный воздух обжигал горло и лёгкие, ноги то ударялись об уцелевшие камни мостовой, то проваливались в ледяную топь по самые щиколотки. Алида спотыкалась, сбивала дыхание, падала, расшибая в кровь ладони, но упрямо поднималась и неслась вперёд, не обращая внимания на колющую боль в боку. «Беги. Беги не оглядываясь!» – крикнул ей Рич, и она будет бежать, пока остаются силы.

Она не смела ни обернуться, ни посмотреть вверх – так страшно, немыслимо страшно было думать о том, что у них ничего не выйдет. От этого страха её тошнило, но он же и подстёгивал её, словно сзади стоял кто-то и хлестал плетью по пяткам. Вот же она, водонапорная башня с полуосыпавшейся стеной, через которую видны остовы, как рёбра у обглоданной туши. Вот же, кажется – рукой подать, а на самом деле ещё бежать и бежать, вытягивая саму себя из болот, разъедающих тело города.

Сзади громыхнуло так, что заложило уши, и в спину будто толкнуло сильным порывом ветра. «Не оглядывайся. Не оглядывайся, что бы ни происходило», – молила себя Алида.

Дохнуло гарью, и всё бы ничего, если бы к ней не примешивался до душного стойкий запах цветов. Алида охнула и остановилась прямо перед завесой тумана, выросшей на её пути.

Из тумана выступили фигуры: две, десять, тридцать… За несколько мгновений вокруг Алиды сомкнулось плотное кольцо моуров. Алида заметалась, загнанная в ловушку, испуганная до полусмерти, но не намеренная сдаваться. Она сжала кулаки и бросилась напролом, надеясь пробить стену моуров, но те лишь визгливо захохотали и с силой оттолкнули её обратно, в центр круга. Алида споткнулась и растянулась посреди лужи чёрного вонючего ила.

– Не хочешь быть нашей сестрицей? – проворковала одна из болотных дев. – Боишься расстаться со своим платьем? Не переживай, ты его уже испачкала. Если хочешь, я сделаю так, чтобы ты скорей привыкла обходиться без него.

Моур подошла к Алиде, рывком подняла её на ноги и дёрнула за рукав. Ткань поддалась с неприятным треском, оголяя худую белую руку. Алида вскрикнула.

Моуры загоготали и придвинулись ещё ближе, сжимая круг. Алида зашипела от злости.

– Дайте мне пройти! Пожалуйста! – выкрикнула она, чуть не плача.

– Ещё чего! – фыркнула ближняя дева. – Думаешь, мы не знаем, на чьей ты стороне, птичья ведьма? Думаешь, мы простим убийство наших сестёр?

Она сжала цепкие пальцы на горле Алиды так, что стало невозможно вдохнуть. Алида захрипела, царапая серые руки нежити, но моур только насмешливо смотрела ей в глаза, склонив голову, и отстранённо улыбалась.

– Тащи её на дно! – кричали в призрачной толпе. – Пусть пляшет с нами! Нам снова нужны новые сёстры, свежая кровь!

Перед глазами у Алиды замерцали вспышки, похожие на распускающиеся цветы. Грудь была готова разорваться без воздуха, а моур всё сильнее сжимала пальцы, будто хотела не только задушить, но ещё и переломать шейные позвонки.

Миг – и Алида увидела всё со стороны, будто вышла из собственного тела, слабого, взятого в плен, как бабочка, пойманная в банку. Она видела моуров – не так много, как казалось, когда они обступали со всех сторон, загораживая бледными телами обзор. Видела и знала, что нужно делать.

Алида напряглась изо всех сил, сосредоточилась на крохотной тёплой точке, пульсирующей в груди, и постаралась раздуть это тепло в настоящий костёр. Моур взвизгнула и разжала руку. Алида рухнула на заболоченную брусчатку и тут же вернулась в своё тело.

Болело всё, каждая клеточка, внутри и снаружи, будто её не душили, а переехали телегой несколько раз. Моуры сделали шаг назад, расширяя круг. Алида медленно поднялась на ноги и громко шмыгнула носом. Пусть они утащат её в болото, пусть утащат прямо сейчас, раз так суждено, это лучше, чем быть задушенной или валяться тут с переломанной шеей. Пусть набрасываются на неё всем скопом, пусть топят – если нет другого выхода, она готова погибнуть сейчас, зная, что уже сделала всё, что от неё зависело, и понимая, что спасения ждать неоткуда.

Холодные пальцы обвились вокруг щиколотки. Алида вскрикнула и всё-таки упала, больно ударившись о мостовую. Она обернулась и ахнула.

Лицо моура было перекошено от первобытной злобы, но глаза… Ошибиться было невозможно. Такие скорбные карие глаза с опущенными уголками были только у одного человека. И в девичьем неживом лице просматривались знакомые черты. Это выглядело настолько жутко, что Алиду скрутил спазм тошноты. Знакомое лицо, словно втиснутое в чужое тело, наделённое чужими эмоциями и этой необъяснимой яростью, просто немыслимой для живого человека.

– Тиль, – всхлипнула Алида. – Это же я.

Моур перестала скалиться и уставилась на Алиду глазами мёртвого музыканта. Бледные пальцы разжались, и Алида тут же вскочила, обхватывая себя дрожащими руками и отчаянно трясясь от страха и холода. Моур наклонила голову вбок, не сводя глаз с лица Алиды.

– Тиль, – повторила она. – Ты помнишь? Ты слышишь?