Заключенный

— Это все? — мой голос полностью охрип. Я в секунде от того, чтобы сорваться.

— Есть… есть секретариат.

Она запинается на слове. И я думаю, что это, должно быть, первый раз, когда она запинается на слове. Я сделал это с ней, так же как и заставил ее бедра блестеть.

Ногами я раздвигаю ее лодыжки. Мои пальцы скользят в теплое местечко, и она настолько мокрая.

Это ответ на вопрос, который я никогда не должен был задавать.

Ты хочешь этого, детка? И боже, она хочет. Она не могла сказать мне это обычными словами. Не такими как «да» или «пожалуйста», или «трахни меня». Не моя Эбби. Она должна говорить «библиотечными» словами, так, как она делает мне самый горячий, самый грязный, самый ловкий минет на планете.

Я проникаю двумя пальцами внутрь нее, затем тремя. Мне нужно, чтобы она была подготовленной и мягкой для того, что я задумал.

У меня занимает секунду, чтобы надеть презерватив. Я чертов бойскаут, готовый к этому даже во время взлома. Возможно, я всегда знал, что трахну ее в библиотеке. Еще находясь в тюрьме, я умирал от желания сделать это именно так, с запахом старых книг и чернил в воздухе. Она как-то сказала, что ей нравится, как пахнут книги. Я направляю мой член к ее киске, но, прежде чем толкаюсь в нее, она заикается:

— Подожди.

И по какой-то причине я так и делаю. По какой-то причине это пугает меня. Я думаю, возможно, Стоун прав. Возможно, я влюбился в нее.

— Совет безопасности, — говорит она на выдохе, и в это мгновение я вонзаюсь в нее, выбивая слова. И я не унимаюсь. Не даю ей никакого времени, чтобы привыкнуть. Все, что у меня для нее есть, — это сильные толчки, от которых останутся синяки, когда я врезаюсь в нее сзади.

Я удерживаю ее бедра, эти прекрасные бедра, и ускоряю движения в ее набухшую плоть.

Ее мышцы сжимаются вокруг меня. Она кричит. Боже, да, она так обильно, грязно кончает. Я хочу, чтобы она привела в беспорядок всю библиотеку, каждую страницу. Я хочу, чтобы она размазала чернила.

— Давай снова, — требую я, трахая ее сильнее и сильнее.

Она тихо всхлипывает:

— Я не могу.

— Не говори мне этого, твою мать. Не смей говорить мне об этом.

Просовываю руку под ее живот и нахожу ее влажные складки. И набухший бугорок на самом верху. Я кручу его между большим и указательным пальцем, пока она не напрягается и кричит что-то, что Стоун и Колдер, вероятно, могут слышать.

Гордость переполняет меня, но я не могу долго думать об этом. Потому что ее внутренние мышцы сжимают меня крепче, чем любой кулак. И все, что я могу делать, — это кричать, прежде чем тоже кончаю, изливаясь в ее горячую киску, покусывая ее шею, так что ни один из нас не может отрицать, кто и кем владеет.

34 глава

Эбигейл

Своим весом Грейсон прижимает меня к столу, его тяжелые вздохи вжимаются в меня, как будто эхо его толчков. Его член по-прежнему во мне, влажный и горячий. Непроизвольно мои внутренние мышцы сжимаются. Его член дергается в ответ. Между нашими телами происходит разговор. Общение.

Возможно, так было всегда.

Еще до того, как он похитил меня, в то время, когда я преподавала в тюрьме, а он был моим учеником, мое тело ответило ему.

Я притворялась, что была кем-то большим, чем моя мать. Кем-то большим, чем наркоманка. Большим, чем животное в тепле. Но правда в том, что всякий раз, когда я рядом с ним, я готова для него, чтобы он использовал меня, входил в меня, трахал меня. Я перестала бороться с этим. Хочу проиграть ему. Хочу, чтобы он сделал так, чтобы я проиграла ему.

— Эбби? — его голос хриплый. С помощью всего лишь одного слова, тихо произнесенного имени, он задает сто вопросов. В порядке ли я? Ненавижу ли я его теперь? Он не просто проверяет меня — он проверяет себя. Если я не в порядке, будет ли это волновать его?

Ответ приходит ко мне, когда я пытаюсь поймать ртом воздух, и он уменьшает давление. Ответ приходит ко мне, когда он покорно вздыхает, когда его член выскальзывает из моего влажного тела. Приходит, когда я слышу звук снимаемого презерватива, когда оборачиваюсь и вижу, как он смотрит на меня с какой-то мягкостью. Странно видеть это на его лице. Достаточно странно для того, чтобы задать ему встречный вопрос.

— Грейсон?

Легкомысленная улыбка приподнимает его губы.

— Это то, о чем я думал, когда присутствовал на твоих уроках.

Мое сердце сжимается. Потому что он думал не только об этом. Он думал о времени в другой тюрьме. Он все еще борется, чтобы вырваться, но его цепи сделаны не из металла.

Он должен быть свободным. Может быть, отомстив губернатору, он сможет достичь этого. Или нет?

Это сумасшедший, опасный шаг.

— Ты уверен насчет всего этого? Что, если это только все ухудшит?

— Это то, что мы должны сделать, — говорит он.

— Вы считаете его главным?

Он мрачно кивает.

— Почему вы до сих пор не пришли за ним?

— До этого времени мы не знали где он. Даже никогда не знали его имени. Мы называли его «Синий пиджак». Пока он вдруг не объявился. После десяти лет поисков он появляется на экране телевизора, как таракан, выползающий на свет. Гребаный губернатор. Уважаемый муж и отец. Столп общества.

Его голос звучит насмешливо.