Заключительный период

Я не понял, как это случилось. Для этого мне пришлось взглянуть на себя со стороны, и, сделав это, я покраснел, словно подглядывал в щелку не за собой, а за кем-то посторонним в момент занятия постыдным делом. Таким оно и было, ибо я сидел и что-то писал. Зачем, для чего? И я подумал, что это — как алкоголь, как наркотик.

Я не заметил, как исписал целую страницу. Я не мог сказать даже самому себе, что это: заметки, обрывки мыслей, какой-то связный кусок? Рука двигалась по листу бумаги, словно одержимая зудом.

Не читая, я разорвал листок и выбросил обрывки в иллюминатор. Потом поднялся из-за столика и вышел на палубу.

Светило солнце.

Никакая литература была не нужна.

Сухогруз шел в Онежском озере, берега были чуть видны.

Наверху капитан и штурман обсуждали вопрос, смогут ли они догнать «Волгобалт-3», который был впереди на трое суток. Штурман сомневался. Капитан настаивал. Надо догнать, сказал он. Надо.

Я не понимал, зачем «Ладоге-14» догонять этот самый «Волгобалт», но штурман, судя по тому, как он задумался, понимал. Его молчание говорило само за себя.

Можно попробовать, сказал он наконец.

Я занимал свое неизменное место на высоком табурете, похожем на те, что ставят иногда у барной стойки. Я сидел, никому не мешая, и смотрел, как радист со вторым штурманом и электромехаником пытаются наладить закапризничавший локатор.

Локатор не желал работать и точка.

Капитан смотрел в бинокль, но, похоже, видел больше, чем показывала оптика. Ну, что там у вас, спросил он, не отрываясь от бинокля. Но ответа на свой вопрос он не получил. Только второй штурман выдохнул нечто, и это было похоже на то, как из проколотого футбольного мяча выходит воздух. Похоже, что на этот вопрос ответить мог только всевышний, который знает все, в том числе и причину капризов локатора. Штурман же явно этого не знал и радист тоже.

Меня, который, естественно, знал еще меньше, никто ни о чем не спрашивал.

Мне было стыдно. Так бывает стыдно человеку, который по неведомой причине путается в ногах у людей, занятых своим делом. Мне кажется, так чувствует себя секретарь обкома, приехавший на кондитерскую фабрику, то есть до крайности глупо. И я предпочел не разыгрывать из себя секретаря обкома. Я честно слез со своего табурета и поплелся в кают-компанию, говоря себе, что хочу порыться в книжных шкафах, ибо кают-компания служила одновременно и библиотекой. Но сам-то я знал, что хочу еще раз встретить девушку, упорно не надевавшую лифчика. Именно так. Я хотел ее видеть, и ничто не могло меня от этого удержать.