Заключительный период

Он выбирается из кресла, он дышит тяжело, сопит. Что же она себе позволяет, Люда! Он смотрит на экран, там политический обозреватель изображает из себя пифию, он говорит горячо, но туманно. Рюмка? Филимонов держит ее в руке, она пуста. И бутылка тоже пуста. Пролил он коньяк, что ли? Алкоголь ему противопоказан, врачи утверждают это категорически, однако для расширения сосудов… Да, в этом все дело — у него слишком узкие сосуды и он вынужден расширять их все время. Чего только не утверждают врачи. А ведь каждый день мы живем на границе жизни и смерти, инфаркт молодеет. Он точно помнит, что та бутылка коньяка была армянского разлива, и если сосуды расширить еще немного, то усталость этого дня снимет как рукой, а потом пусть читает своего Овидия, и даже Светония в придачу к Плутарху. Гипепы! А «Наполеон», что ни говори, отдает все же парфюмерией, или даже, точнее, химией. Почему так тихо за дверью? Вот до чего дошло — он боится войти к ней в комнату, все-таки боится, он, который не боится ничего. И даже обкома. Для решительного действия не хватает самой малости — одного, самое большее двух глотков. Но и без того он не оробеет. Нет. Он распахнет дверь, он раскроет ее настежь. Пусть войдет свежий ветер! Он стучит. Ответа нет. Он стучит еще раз. Ответа нет. Он раскрывает дверь, он распахивает ее, он впускает в комнату свежий ветер новых отношений, но ветер только шевелит листком бумаги, лежащим на туалетном столике. При свете ночника он читает:

«Филимонов!

Я ухожу от тебя. Это бесповоротно.

Я ухожу к Сомову. Я его люблю.

Прощай. Люда.»

В кают-компании было тихо, Лена выглянула из-за переборки и ушла по своим делам, выглянул и тоже исчез боцман.

Я лениво перебирал книги, случайно оказавшиеся в трех небольших шкафах. Наконец я остановился на книге Малькольма Лаури и в течение часа листал ее, втайне надеясь, что Лена все-таки выйдет, оставив боцмана на произвол судьбы.

Имя Малькольма Лаури мне ничего не говорило, как, наверное, и любым девяноста девяти человекам из ста.

Роман назывался «У подножия вулкана». В нем, как я успел понять, перелистывая страницы, рассказывалось о судьбе человека, заброшенного волею судеб черт знает куда, в какую-то мексиканскую дыру у подножия вулкана, так что название романа было полностью оправдано. Главного героя звали Хью, и он был консулом. Британским консулом. Кроме того, он был образован, он был храбр, во время второй мировой войны он командовал «судном-ловушкой», которое ловило немецкие подводные лодки в Атлантике. Но потом он начал пить, и, начав, уже не мог, а точнее, и не хотел остановиться, пока, наконец, не допился до чертиков. И даже любовь не смогла его спасти.

Хотя, по правде говоря, что в этом удивительного?

Его жену звали Ивонна. Она развелась со своим пьющим мужем и отправилась в Париж. Надеялась ли она, что этот поступок заставит бывшего моряка бросить бутылку? Так или иначе, надежды ее не сбылись, и когда она вернулась, то увидела, что в Париж ездила совершенно напрасно. Или наоборот — что могла бы не тратить деньги на возвращение.

В какой-то момент я даже позавидовал этому бравому консулу. При всей своей антиобщественности, для отдельного индивидуума иногда и пьянство все-таки является каким-то выходом. Другое дело — куда этот выход ведет.