Лютер, например, бросивший вызов самому папе римскому и швырнувшему в дьявола чернильницей, кончил тем, что призвал к уничтожению участников крестьянского восстания в Германии; некогда скромный монах, он умер в достатке и в милости сильных мира сего. А император Карл, который уже от рождения был сильным мира сего и ничего так не хотел, как основать всемирную империю, которая стояла бы вечно, в тот самый момент, когда его мечта была ближе всего к осуществлению, почувствовал вдруг такое отвращение к власти, что плюнул на все свои гегемонистские, как мы сказали бы теперь, планы и, отрекшись от престола, ушел в монастырь в том возрасте, в котором современные политические лидеры только-только добираются до вершин.
Он умер, не дожив и до шестидесяти, совершенно тихо, взяв себе примером не то римского диктатора Суллу, не то более позднего императора Диоклетиана, положившего начало движению вегетарианцев. Разочарование постигло и патрона канцлера М. — имеется в виду многоженец английского престола Генрих Восьмой (Тюдор), — не сумев предать смерти свою последнюю жену, он пришел в такое расстройство, что испустил дух — от водянки, которая, в свою очередь, была следствием застарелого сифилиса, болезни столь же почетной, сколь и популярной в те далекие уже времена.
Шалости восьмого Тюдора не стоили бы упоминания (разве что в истории англиканской церкви, основателем которой этот разнообразных достоинств король и явился в свое время), если бы за десяток лет до своей собственной кончины он не отправил на эшафот своего старого и преданного друга и даже в каком-то смысле учителя, которым был не кто иной, как «ИР», — уже знакомый нам лорд-канцлер М. В недобрый час лорд-канцлер разошелся со своим королем в чисто теоретическом вопросе о прерогативах королевской власти в вопросах веры; здесь он и проявил известную недальновидность, стоившую ему жизни, ибо наивно считал, что короли могут сносить чьи-либо мнения, отличные от их собственных.
Непростительное заблуждение!
Отдаленным результатом непреклонного желания лорда-канцлера М. остаться в лоне католической церкви было причисление его триста лет спустя к лику святых — факт, совершенно упущенный из виду утверждающей инстанцией серии «ИР».
Вот в чем была сложность задачи, стоявшей перед Чижовым; впору было опустить руки или, наоборот, поднять их в знак сдачи. Как написать об этом? Единственным мотивом, в конце концов заинтересовавшим его, было совершенно необъяснимое упрямство, с которым государственный чиновник противостоял высшей исполнительной (она же законодательная, она же и судебная) власти.
В этом что-то было. Противоречить воле короля… зная вспыльчивость его величества! Пример, достойный, как минимум, исследования в качестве поразительной политической аномалии и заслуживающий всяческого осуждения. Не удивительно было бы, если бы результатом такого гражданского неповиновения было примерное наказание строптивца. Как оно и случилось на самом деле. Желание подчиненного иметь свое собственное мнение при наличии мнения более высокопоставленного лица должно быть пресечено. И оно было пресечено — мечом палача, чье имя, как всегда, осталось неизвестным.
Слава богу, что нынешние времена не в пример гуманнее.
И все-таки интересен вопрос: почему это верховная власть так не любит возражений и так болезненно к ним относится? Боится цепной реакции несогласий? Боится оказаться неправой? Показать свою некомпетентность, а то и несостоятельность? Как бы то ни было, репрессии тут как тут. Вы возражаете? Вы несогласны? Предлагаю вам подумать, одуматься и добровольно переменить свою точку зрения.
В случае с лордом-канцлером М. вопрос был проще пареной репы. Его верховный сюзерен объявил себя с такого-то числа главой английской церкви, парламент единогласно подтвердил правомерность такой постановки вопроса; лорду-канцлеру, будь он хоть на четверть так умен, как о том гласила молва в Европе, оставалось бы только кивнуть — «да, согласен», и он, вполне возможно, дожил бы в холе и славе до отдаленных времен.
Но он не кивнул.