Заколдованная душегрея

– Послушай, куманек, – подумав, сказала Настасья. – Расскажи-ка ты нам все это еще разок! Мы с тобой покумились, и ты на мои грубые слова не обижайся. Начни-ка ты сначала. Как знать, может, и сумеем мы отыскать эту твою душегрею. Может, и того, кто ее пропил или заложил, найдем. У нас, зазорных девок, всюду есть такие ниточки, за которые потянуть можно…

– Да ведь рассказал же!

– А ты вдругорядь!

– С другого конца, – надоумил Юрашка. – Ты нам про того Родьку пьяного толковал да про убитую Устинью. А ты про себя – как ты-то в это дело ввязался?

– Как ввязался?… Да мне, коли я Родьку из-под плетей не вытащу, на конюшнях не бывать! – честно признался Данилка. – Я ж его под плети подвел – мне и вызволять!

– Стало быть, Москвы не зная, денег ни полушки не имея, пошел Родьку своего спасать?! – изумился Юрашка. – Ну, княгинюшка, знатного ты себе кума отхватила! Таких кумовьев за деньги показывать можно!

– Молчи, страдник! – С тем Настасья встала, подошла к вскочившему со скамьи Данилке и взяла его за плечи. – Лет-то тебе сколько?

– Восемнадцать… наверно…

– И откуда ты такой взялся на мою голову? Ты ведь не здешний, признайся!

– Из Орши мы.

– Тот полон, что после мора в Москву пригнали? Шляхтич, что ли?

Данилка кивнул.

– А что ж по-русски так ловко чешешь? – не поверил Юрашка.

– Мы – русская шляхта, православная.

– Это как же?

Данилка пожал плечами. Он и сам не мог объяснить – как. Но только русские шляхтичи Орши, Смоленска, Минска и прочих мест, где ему доводилось жить с семьей, заметно отличались от тех московских дворян, на каких Данилка нагляделся в Кремле. Больше всего его поразило, что дворяне сабель не носят, даже той недлинной и легонькой карабели, без которой шляхтичу в люди выйти – все равно что без штанов. И, стало быть, московский дворянин не мог при нужде защитить своей чести так, как это сделал бы самый захудалый шляхтич – отсюда и вечный лай с тасканием за бороды перед Красным крыльцом…

– Ну, Бог с ней, с шляхтой, – решила Настасья. – А теперь рассказывай, свет, как ты своими силами розыск вел!

– А так и вел…

И Данилка поведал, как его смутило ночное молчание сторожевых псов на протяжении всей улицы, как он ходил к дому Устиньи да спугнул странного вида девку с посохом да как за той девкой гнался…

– Шуба, говоришь, была богатая? – переспросила Настасья.

– Богатая.

– А скажи-ка, куманек, девка та часом не прихрамывала?

Данилка возвел глаза к закопченному потолку.

– Нет, вроде не прихрамывала, но очень уж упасть боялась, – наконец молвил он.

– Что, княгинюшка? – забеспокоился Юрашка. – Что, свет? Догадалась?

– Погоди, не стрекочи… – Настасья все еще не сняла рук с Данилкиных плеч и глядела ему в глаза так, словно там, на донышке, сохранилось лицо той странной девки. – Говорила мне Марьица…

– Марьицу позвать?

– Нет, не зови. Я все и так помню. А что? Дай-ка сбегаем да и проверим!

– Прямо среди ночи? – удивился Данилка.

– Дело такое, куманек, что и среди ночи людей поднять стоит.

– До рассвета-то обернемся? – деловито спросил Юрашка.

– А тут и бежать недалеко. Ступай, куманек, одевайся!

Данилка послушно шагнул к дверям, да обернулся, как бы приглашая Настасью с Юрашкой следовать за собой.

И увидел такую картину – рука Настасьи уже лежала на Юрашкином плече, и он уже почти обнял Данилкину куму, и, видно, собирались оба скоренько поцеловаться, да вот помешали им!..

– Ступай, ступай! – нимало не смутившись, махнула свободной рукой Настасья. – А мы за тобой!

Данилка выскочил во двор и побежал к крылечку.

Много за эти дни стряслось непонятного, однако сейчас его волновал лишь один вопрос: как же это стряслось, что Настасья в зазорные девки угодила? С ее-то красой, с ее-то норовом?

– Что Настасьица? – спросила Федосья. – Все обговорила?

– Мы сейчас ненадолго со двора пойдем, – отвечал Данилка, торопливо одеваясь. – А потом вернемся.

Он натянул ставший уже узковатым тулупчик. И снова распущенный чуть ли не до подмышки рукав смутил его.

– Погоди, крестненький, – велела Федосья. – Скидывай эту лопотину! Есть у меня для тебя получше шубейка.

– И сапоги! – добавила Авдотьица. – Мне-то мой новые купил, а старые мои ему впору будут. Чего ж по снегу-то в лаптях?

Данилка посмотрел на статную, крупную девку и поверил – да, должны быть впору, велики бы не оказались…

– Шапку еще у меня купчишка забыл, – добавила Марьица. – Хорошая совсем шапка, надорвано только, ну да зашить можно. Раз ты конюх, то шить, поди, умеешь!

Данилка смолчал.

Конюхи-то сбрую чинили, и весь швейный приклад у них для этого водился, да только кто ж пустит к такому делу парня, приставленного к водогрейному котлу?

– Так я сбегаю, – предложила Авдотьица. – Я ж тут рядышком живу, я живо!

– К моим загляни, – попросила Марьица. – Спят ли? И скажи бабушке, чтобы шапку дала.

– Так это ж мне какой крюк?!

– Беги, беги, ноги у тебя длинные! – напутствовала Федосья. – А ты, миленький, садись да ешь.

– Настасья ж с Юрием, не знаю, как по батюшке… – Данилка что-то не смог назвать самоуверенного, но во всем покорного Настасьице парня Юрашкой.