Заколдованная Элла

— А ну-ка, за мной, госпожа! — Мэнди схватила меня за руку и поволокла в свою комнату — в коридоре мы повстречались с несколькими слугами. Добравшись до места, Мэнди затворила дверь и повернулась ко мне. — Госпожа, ты все сделала правильно. А теперь я тоже намерена все сделать правильно — давно пора. Спрячься за занавеску, мое солнышко.

Я помедлила, сопротивляясь порыву послушаться.

— Зачем?

— Я собираюсь поквитаться с Люсиндой по полной. И хочу, чтобы ты все видела, но не хочу, чтобы она видела тебя.

Я спряталась.

— Люсинда! Ты мне нужна!

По комнате разлился аромат сирени. Я едва не ахнула. Сквозь грубую домотканую занавеску был виден силуэт Люсинды.

— Вот уж и не чаяла дожить до того дня, когда меня вызовет домовая. Я в восторге. Чем могу помочь, милочка?

— Я тебе не милочка. — Мэнди вздохнула. — Но ты угадала. Мне нужна твоя помощь.

— Обожаю помогать!

Пользуясь тем, что меня никто не видит, я скорчила ей рожу попротивнее.

— Я с самого бала фей собираюсь с духом, все хочу с тобой словечком перемолвиться.

— Только попроси, и все будет!

Голос у Мэнди стал грустный.

— На балу я поспорила с Кирби.

— Ах, ну зачем же? Вот я никогда ни с кем не спорю.

— А мне случается. Мы поспорили о тебе. Кирби говорит, надо посоветовать тебе самой испытать, каково быть белкой и каково всех слушаться. Если ты по-честному попробуешь пожить так сама — три месяца белкой, три месяца в послушании, — то поймешь наконец, хороши твои дары или нет.

— Мне нет нужды испытывать на себе собственные дары, я и без того знаю — они великолепны!

— Вот и я сказала Кирби, что ты именно так и ответишь. Ладно, пойду похвастаюсь Кирби, что я выиграла спор. Я сказала — ты смертельно боишься оказаться неправой и нипочем не согласишься попробовать дары на себе.

Люсинда исчезла. Наверное, жутко разозлилась на Мэнди и не хотела продолжать разговор, решила я. Но тут Мэнди рассмеялась:

— Не забудь потом побыть послушной, крошка. На тебе орешек. Я отправлю тебя в уютный парк.

Пауза.

— Выходи, госпожа.

— Она правда превратилась в белку?! — робко спросила я, высунувшись из-за занавески.

— Правда-правда! — Мэнди все хохотала.

— По-твоему, это ее чему-нибудь научит?

— Если нет, значит она даже тупее, чем я думала.

— А вдруг ее кто-нибудь съест?!

— Жаль мне того хищника. — Она хихикнула в кулак. — Живот у него разболится — просто ужас.

— А если она все поймет, то отберет дары?

— Может, да, а может, и нет. Я хочу положить конец ее проказам. А свое проклятие ты попробуй снять самостоятельно.

— Но если она поймет, как заблуждалась, то захочет разрушить чары!

— Возможно. Но это опять будет колдовство по-серьезному. — Мэнди прижала меня к себе. — Ох, лапочка, я-то знаю, что делает с тобой ее ворожба!

Я высвободилась:

— Ничего ты не знаешь! Все твердишь про колдовство по-серьезному, а сама только что взяла и вызвала Люсинду!

— К твоему сведению, госпожа, между собой мы, феи, сообщаемся безо всякого серьезного колдовства!

— Не называй меня госпожой, ты называла так маму!

— Теперь ты тоже госпожа. Если бы ты подумала только о себе и вышла за принца, кому-нибудь обязательно пришло бы в голову навредить и ему, и Киррии, тут к гадалке не ходи. Лапочка моя, ты настоящая героиня.

— Лучше бы мне быть его женой, чем героиней! — Я бросилась поперек Мэндиной кровати и снова разревелась.

Мэнди села рядом и стала гладить меня по спине, приговаривая:

— Прелесть моя, солнышко мое, госпожа моя. Может, все еще и уладится. — Она пересела поближе. Раздался шелест, и Мэнди воскликнула: — Ой, что это? Совсем забыла! Когда я отправляла твое письмо, тебе пришло другое. — И она вытащила из кармана фартука письмо.

Я вскинулась.

— Другой почерк, не принца, лапонька.

Мне писал отец — что домой он не вернется. Ему было горько слышать, что меня сделали служанкой, но не настолько, чтобы вернуться и попасть в когти своей ненавистной, пусть и горячо любимой жены. Он писал: «Если я найду тебе мужа, чье состояние покажется мне достаточно солидным, он избавит тебя от моей Ольги. А до тех пор, прошу тебя, побудь еще немного храброй девочкой, достойной дочерью своего отца».

Я рухнула обратно на постель — меня разбирал истерический хохот. Отцовскими стараниями в моем письме к Чару не будет ни слова неправды. Отец выдаст меня за древнего старика, который скоро умрет и оставит меня сказочно богатой. Ну и поворот! У меня перехватило горло. Слезы ручьем текли по лицу, и я сама не понимала, смеюсь или плачу.

Мэнди прижимала меня к себе, пока я не успокоилась. А когда она меня убаюкала, мне подумалось, что Люсинда все еще способна мне помочь. Вдруг Мэнди ошибается? Когда Люсинда поймет, каково всех слушаться, то не сможет бросить меня на произвол судьбы с моим проклятием. Придет мне на помощь, никуда не денется.

* * *

Неделю спустя я увидела в волшебной книге, что Чар получил мое послание. Она открылась на картинке, где Чар жег мои письма. Я была рада видеть даже его портрет — неважно, чем этот портрет занимался.

Налюбовавшись на него и погладив картинку, я перевернула страницу и обнаружила там отрывок из дневника Чара.