Заколдованная шкатулка

Иван Валерьянович проводил гостью на кухню, быстро и умело накрыл на стол, разлил чай в красивые синие чашки, поставил посредине стола вазочку с печеньем.

Овчарка вместе с ними проследовала на кухню и улеглась в уголке, откуда то и дело посматривала на гостью. Если честно, в глазах ее не было приветливости.

Иван Валерьянович, сев напротив Надежды, с интересом взглянул на нее и проговорил:

— Я ведь не случайно сказал про блеск ваших глаз. Судя по нему, вы по-прежнему работаете?

— Нет, увы! — вздохнула Надежда. — Уже несколько лет, как я ушла с работы. Муж на этом настоял, он хотел, чтобы я занималась домом, домашним хозяйством…

— Странно, — Савушкин смущенно закашлялся, — а я был уверен, что вы заняты любимым делом… Впрочем, я вовсе не хочу сказать ничего плохого, семья, домашний очаг — это тоже очень важно и может стать для женщины главным делом жизни…

Надежда невольно восхитилась проницательностью Ивана Валерьяновича. Ей даже захотелось рассказать ему, чем она занимается в свободное от домашнего хозяйства время, но она вовремя прикусила язык: такая излишняя откровенность помешала бы ей выведать у Савушкина все, что ему известно. И вообще, в ее планы вовсе не входило посвящать его в свое детективное хобби. Зато она воспользовалась его словами, чтобы направить разговор в нужное русло.

— Вы правы, — проговорила она со вздохом. — Домашние дела, конечно, отнимают много времени и сил, но все же мне чего-то не хватает. Инженерная работа, трудные технические задачи, творческий труд… я часто скучаю по всему этому. Даже по нашему институту, по этому замечательному зданию… Я иногда прохожу мимо и с завистью смотрю на тех, кто входит в его двери. Впрочем, сотрудников становится все меньше и меньше… Я слышала, наш институт переводят в новое здание, куда-то на окраину?

Научно-исследовательский институт, в котором Надежда проработала, можно сказать, всю свою сознательную жизнь, занимал большое здание в удивительном месте — между Смольным собором и Кикиными палатами, особняком сподвижника Петра Великого адмирал-советника Александра Кикина.

Правда, несчастный адмирал-советник окончил свои дни на плахе — Петр казнил его за содействие опальному царевичу Алексею, но его особняк остался и по праву считался одним из украшений Северной столицы.

Все двадцать лет, которые Надежда провела в стенах этого института, одним из главных удовольствий ее жизни было то, что, выглянув в окно своей лаборатории, она видела бело-голубой с золотом купол Смольного собора — и от этого зрелища ей становилось теплее на душе.

Само собой разумеется, огромное здание в самом престижном и дорогом месте Петербурга привлекало к себе внимание богатых и влиятельных людей. Как только началась перестройка и сопутствующий ей передел движимого и недвижимого имущества, на здание НИИ началась самая настоящая охота. Скоро большую часть этого здания арендовал крупный банк. Постепенно он откусывал от НИИ кусок за куском, так что к концу девяностых самому институту осталось не больше четверти прежних площадей. Но потом и банк начал терять свои позиции, так что на горизонте один за другим начали появляться новые претенденты на золотую недвижимость.

— Да, это правда. — Иван Валерьянович помрачнел. — Сами понимаете, и место, и само здание… На такой лакомый кусочек давно точили зубы разные влиятельные организации. До сих пор институт как-то держался, но в этом году его действительно переводят к черту на кулички… Из-за этого многие старые сотрудники, которые все еще там работали, уйдут на пенсию, чтобы не тратить полдня на дорогу.

— Да, их можно понять… Одно дело — ездить на работу к Смольному, и совсем другое — в «спальный» район… И что — ничего нельзя поделать? — Надежда пристально взглянула на Савушкина и добавила: — Я слышала, ваш близкий родственник занимал высокий пост в городском руководстве, вы с ним никогда не обсуждали этот вопрос?

Иван Валерьянович еще больше помрачнел.

— Во-первых, он недавно погиб… Его застрелили в ресторане на Московском проспекте. Может быть, вы слышали. Об этом сообщали СМИ.

— Да что вы… — Надежда Николаевна изобразила смущение. — Да, я что-то такое слышала, но не связала… извините…

— Во-вторых… — продолжил Савушкин со своей обычной педантичностью, не обратив внимания на ее извинения. — …во-вторых, Никита был не такой уж близкий родственник — всего лишь племянник жены. Тем не менее мы с ним были достаточно близки. Как-то так сложилось — он меня уважал, ценил мое мнение, да и я относился к нему с симпатией. В общем, мы довольно часто общались, разговаривали на разные темы, в том числе и о судьбе нашего института…