Заколдованная шкатулка

Надежда Николаевна внимательно слушала Савушкина и наблюдала за ним. Она решила, что он ничуть не изменился с институтских времен. Правда, сама она редко имела с ним дело, но институтские шутники из молодых специалистов пародировали его манеру раскладывать все по полочкам. Якобы даже в институтской столовой, заказывая обед, Иван Валерьянович строго диктовал официантке, отбивая ритм остро заточенным карандашом, как будто находился в своем кабинете или на производственном собрании: «Во-первых, салат из свежей капусты. Только чтобы капуста была не слишком мелко порезана. Не уже десяти миллиметров. Во-вторых, украинский борщ. Но такой, знаете, красный. Непременно красный. Не бордовый и не малиновый. Вы все запомните? В-третьих, котлету по-киевски с картофельным пюре. И в-четвертых, компот! Непременно компот с тремя видами сухофруктов!»

— Так вот, — продолжал Савушкин в той же манере, — в-третьих, и это, пожалуй, самое важное, — Никита не имел по-настоящему большого веса, а в последние два года его вообще понемногу отодвигали от большой политики. Возможно, это было связано с его излишней щепетильностью. Сами понимаете, политика — дело грязное, а Никита был принципиальным борцом с коррупцией.

«Возможно, и так, — подумала Надежда. — А возможно, все дело в его сложной личной жизни… Это тоже может быть причиной для ухода из большой политики… Уж там, в верхах, такое точно не слишком приветствуется. Хоть он и скрывал тщательно свою нетрадиционную ориентацию, однако уж если Милка говорит об этом так просто, стало быть, какие-то слухи просочились. Но Иван Валерьянович, разумеется, не в курсе…»

— В общем, его карьера явно шла к концу, и он не собирался баллотироваться на следующий созыв. Он купил большой дом в деревне, где-то в Псковской области, и собирался переехать туда. Окончательно переехать. Решил завести хозяйство — кур, коров, свиней — и жить там безвылазно. Уже начал продавать свое имущество — у него были кое-какие ценные вещи, произведения искусства… Так вот, он говорил мне, что в деревне все это не нужно, больше того — неуместно, только создаст ненужные проблемы…

«Выходит, что убивать его не имело смысла, — думала Надежда, слушая Ивана Валерьяновича. — Из городской политики он уже фактически ушел, да и прежде не играл в ней значительной роли, тем более собирался вообще покинуть город… Так что никому он не мешал, никому не стоял поперек дороги. Но тогда в чем же дело?»

Еще не зная, как нащупать истину, как найти свет в конце туннеля, Надежда, скорее по наитию, спросила Савушкина:

— А какие произведения искусства собирал ваш племянник? Живопись? Скульптуру?

— Нет, вы знаете, он коллекционировал всякие восточные артефакты — китайские, японские… Он показывал мне свою коллекцию — гравюры, расписные ширмы, веера, шкатулки…

Вот оно! Надежда почувствовала знакомое покалывание в корнях волос, которым подсознание сообщало ей, что она наткнулась на что-то важное. Впрочем, здесь и без подсознания можно было понять важность полученной информации.

Шарапов серьезно занимался восточным искусством, материально поддерживал музей и сам собирал восточные артефакты. А теперь Надежда узнала, что и депутат Рюмин коллекционировал их. А также что он собирался перебраться в деревню и перед отъездом распродавал свою коллекцию. Так что с большой долей вероятности можно назвать причину их встречи в тот роковой день.

Рюмин хотел предложить Шарапову какие-то артефакты из своей коллекции. Возможно, они обсуждали приобретение всей коллекции — для музея или для личного собрания Шарапова. Дело тонкое, Рюмин хотел все сделать быстро и без шума — зачем в таком деле лишние глаза и уши? Оттого и встречались приватно — для предварительного, так сказать, разговора. Домой или в офис друг к другу не ходили.

Но довести сделку до конца им помешал наемный убийца.

И что получается? Если депутат Рюмин никому не мешал, ни для кого не представлял реальной угрозы — так, может, вовсе не он был целью киллера? Может быть, настоящей целью был Шарапов, а Рюмина киллер убил, что называется, за компанию? Или — скорее — из-за того, что Рюмин видел его лицо и мог стать опасным свидетелем?

Иван Валерьянович вдруг опомнился:

— Что это мы с вами все о посторонних вещах разговариваем? Вы же, собственно, приехали из-за щенка… А вы кого предпочитаете — мальчика или девочку?

— Мальчика… — смущенно проговорила Надежда.

Смущение ее было вызвано тем, что на самом деле она вовсе не хотела приобретать щенка, ей вполне хватало кота. Да Бейсик и не потерпел бы в доме никакое другое животное. Разве что птичку или рыбок в аквариуме, да и то их жизнь в доме была бы недолгой. Но Савушкин решил, что смущение Надежды вызвано таким же, как у него, трепетным отношением к собакам.

Зато Лизелотта посмотрела на гостью весьма подозрительно.

— Но вообще-то, я должна еще обсудить этот вопрос с мужем, — пробормотала Надежда, подготавливая себе путь к отступлению. — Мы с ним все решаем сообща…

— Это правильно, — вздохнул Савушкин.