Заколдованная шкатулка

Наконец она не выдерживает, она просто не может больше переносить неизвестность — и оборачивается. Оборачивается, чтобы увидеть своего преследователя, чтобы взглянуть в его глаза…

Но как раз глаз-то у него нет. Вообще нет лица. Вместо лица у него — пустой серый овал, словно это лицо смыто, стерто резинкой. Зато у него есть руки — длинные, удивительно гибкие, словно лишенные костей. И эти отвратительно гибкие руки тянутся к Катиному горлу…

Катя кричит от ужаса, она вдруг понимает, что это — сон, и хочет проснуться…

И просыпается.

Она просыпается в своей детской кроватке. Ей пять или шесть лет. Ночь. Дверь ее комнаты немного приоткрыта, в щель просачивается желтоватый, жидкий, как спитой чай, вечерний свет, просачиваются приглушенные, взволнованные голоса взрослых. Один из этих голосов Катя сразу узнает, она узнала бы его всегда и всюду — это мама.

Катя зовет маму, но та не слышит, она слишком занята, слишком увлечена своим разговором. Тогда Катя выбирается из кроватки, зажав под мышкой белого плюшевого зайца, с которым почти никогда не расстается, идет, спотыкаясь спросонья, к двери, приоткрывает ее, выглядывает в другую комнату.

Эта знакомая ей комната кажется сейчас какой-то чужой, непривычной. Она освещена только старой зеленой лампой посреди стола, углы комнаты прячутся в тени, кажется, там, в этих углах, таится какая-то безымянная угроза. А возле стола сидят мама и тетя, тетя Тина. Они о чем-то разговаривают, не замечая стоящую в дверях Катю.

— Оставь девочку в покое, — говорит мама, взволнованно сжимая руки. — Не впутывай ее в свои дела!

— Это не только мои дела, — возражает тетя. — Это и ее судьба, а от судьбы не уйдешь. Бесполезно прятаться от неизбежного! Она вырастет — и сама поймет, что…

— Мама! — говорит Катя из двери, из темноты, из неизвестности. — Мамочка, мне страшно!

— Катюша!

Мама вскакивает, подбегает к ней, прижимает к себе, словно хочет от чего-то защитить, поворачивается к тете и бросает ей сердито:

— Смотри, чего ты добилась! Ты ее напугала!

— Хорошо, я уйду! — Тетя встает, идет к двери — и вдруг где-то совсем рядом пронзительно, неумолимо звонит будильник.

— Катя, вставай, тебе пора в школу! — раздается мамин голос.

— Да, мама, сейчас… — сонно бормочет Катя, закрывая голову подушкой. — Сейчас… я уже не сплю… я уже проснулась… еще только одну секундочку…

Будильник звонит не переставая.

Ну хоть еще десять минут… ну хотя бы одну минутку… всего одну минутку…

— Просыпайся! — повторяет мама и щекочет ее нос.

Катя чихает — и на этот раз действительно просыпается.

На диване рядом с ней сидит кошка Диана и щекочет Катин нос лапой, словно пытается ее разбудить. А на столе надрывается телефон. Ну, ясно, сонно думает Катя, этот звон я и приняла во сне за будильник…

Кошка смотрит на нее нетерпеливо и неодобрительно.

— Ну, встаю, встаю… — бормочет Катя, спуская ноги с дивана. — Ты еще меня будешь воспитывать…

Катя поднялась, добрела до стола, но телефон уже замолчал.

— Ладно, ничего страшного, — пробормотала Катя, виновато взглянув на кошку. — Если что-то серьезное — перезвонят…

На часах была четверть первого, и что теперь делать ночью?

После несвоевременного сна она чувствовала себя больной — в ушах звон, перед глазами плавают цветные пятна. А самое главное — от сумбурного сна в душе остался какой-то тревожный осадок. Катя отправилась в ванную, взглянула в зеркало и еще больше расстроилась — лицо со сна опухшее, помятое, все в красных пятнах, глаза кажутся маленькими, заплывшими, тусклыми. Поплескала в лицо холодной водой с запахом хлорки и почувствовала себя лучше. Только тревога никуда не делась.

И тут в комнате снова зазвонил телефон.

Катя бросилась к нему с непонятным волнением, как будто ждала важных новостей, сердце тревожно билось где-то под горлом.

Диана сидела на столе, рядом с телефоном, и трогала трубку лапой — то ли хотела сама ее снять, то ли, наоборот, пыталась предупредить Катю, чтобы та не отвечала.

И правда, протянув руку к трубке, Катя вдруг замерла.

Прежняя тревога охватила ее с двойной силой. Трубку снимать не хотелось, Катя чувствовала, что этот звонок не сулит ей ничего хорошего.

Все же она преодолела свой страх, сняла трубку и проговорила хриплым спросонья голосом:

— Слушаю!

Но ей никто не ответил. Из трубки доносился только монотонный глухой шорох — то ли отдаленный шум моря, то ли шипение старого испорченного граммофона.

— Кто это? — Катя почувствовала тот же страх, который мучил ее вначале недавнего сна, — словно кто-то преследует ее, дышит ей в затылок. И правда, теперь ей показалось, что из трубки доносится чье-то дыхание.

И тут же сквозь это дыхание, сквозь тихий монотонный шорох она расслышала приглушенный смех — холодный, безжалостный, издевательский.

— Я не боюсь! — крикнула она и бросила трубку.

Диана, которая сидела на столе рядом с телефоном, испуганно отпрянула.

— Кто тебе позволил сидеть на столе? — раздраженно проговорила Катя и замахнулась на кошку.

Диана спрыгнула со стола, забилась под диван и обиженно выглядывала оттуда, прижав уши.