В эту минуту я, видимо, краем уха зацепился за какие-то значительные слова, ибо внезапно оторвался от своих дум, как бы пришел в себя.
Ольга пела:
Тараканий Бог рассуждал:
– … Из чего мы делаем такой вывод: претензии не к цели, каковая у всех одна, а к средствам ее достижения, которые у всех разные. И монархисты, и христианские демократы, и консерваторы, и социалисты, и коммунисты – все в той или иной мере чают Царствия Божия на земле, только одни стремятся к нему все больше мирком да ладком, а другие непременно путем разрухи. Это, между прочим, дерзкая политическая идея, но в смысле конечной цели партийность никакого значения не имеет.
Я сказал
– Мысль продуктивная, спору нет.
– Именно, что партийность, – продолжал Тараканий Бог, – полная чепуха, поскольку это без разницы, каким путем вы, положим, идете к смерти, социал-демократическим или консервативным. Но, конечно, удивительней всего, что результаты примерно одни и те же. Просто у нас они, результаты то есть, выглядят откровенно нечистоплотными, выпукло безобразными, потому что мы меры ни в чем не знаем, а так – что у них бедлам, что у нас бедлам, разницы в принципе никакой… Разве в условиях демократической избирательной системы германские социалисты не привели к власти Гитлера, который их же вскорости уничтожил? Разве в последнюю воину американские демократы не засадили миллион своих, американских японцев на всякий пожарный случай в концентрационные лагеря? Разве английские консерваторы за два несчастных островка у берегов Аргентины, то есть «за сена клок», как сказано у Шекспира, не посылали на смерть дивизии своих подданных?
– Ну и что из этого вытекает? – заинтересованно спросил я.
– Из этого вытекает, что не одни только русские – безнадежные дураки. И хорошо было бы как-то об этом поставить в известность Запад, довести до них банальную эту мысль.
– Слаб человек, никто и не спорит, – сказала Ольга. – Да дело-то в том, насколько он слаб, в простительной степени или же до потери пульса.
– Это, на мой взгляд, несущественное различие, – заявил Тараканий Бог, – а вот позвольте предложить вашему вниманию одну фундаментальную общность: огромное большинство государственных деятелей, даже из цивилизованных, были на удивление суеверны. То, что Гитлер помешался на астрологии, это еще туда-сюда, но ведь и наш преподобный Сталин был ненормальный на этот счет! Говорят, в разгар коллективизации, в тридцатом году, собрались колдуны со всего Советского Союза в городе Моршанске, что на Тамбовщине, собрались на тот предмет, чтобы договориться, как бы им Сталина извести…
В это самое мгновение раздался звонок во входную дверь; ну, думаю, на этот раз точно явился бывший Ольгин супруг, и мне вдруг припомнился полосатый диван на улице Красных Зорь. Я с отвращением поглядел в потолок, потом на стены, выкрашенные безусловно тюремной краской, потом проследил ржавые водопроводные трубы и сделал досадный вздох. Верно, мои переживания были заметны со стороны, потому что Ольга меня спросила:
– Что это с вами, вам, быть может, нехорошо?
– Уж чего хорошего, – сказал я. – Вот так всегда в России: сидишь и гадостей ожидаешь…
Однако и на этот раз не оправдались мои предчувствия – Вера пришла и провозгласила:
– Ну вот и оценщика дождались, плакала наша мебель.
– Вообще-то я судебный исполнитель, так формулируется моя должность согласно штатного расписания, – сказал, входя в кухню, худощавый мужчина с лицом покойника: оно было у него безжизненного серого цвета, вроде цвета сумерек на исходе, с окостеневшим носом, как бы каменным лбом и фиолетовыми, ввалившимися губами; я уже назвал его Оценщиком про себя, хотя он иначе сформулировал свою должность.
Мы четверо временно замолчали, скованные присутствием постороннего человека, а Оценщик походил-походил по квартире, вернулся в кухню и отчасти разочарованно, а отчасти с возмущением, произнес:
– Позвольте, что ж тут у вас описывать?! Образно говоря, имущества максимум наберется рублей на шесть.
– Чем богаты, тем и рады, – злобно сказала Вера.
Наступила пауза, и, воспользовавшись ею, Тараканий Бог продолжил свою историю.