Заколдованная страна

– Так вот в самый разгар коллективизации, в тридцатом, что ли, году, собрались колдуны со всего Советского Союза в городе Моршанске, что на Тамбовщине, собрались на тот предмет, чтобы договориться, как бы им Сталина извести. Ну, нет никакой мочи наблюдать, как он методически уничтожает сельскохозяйственное производство, – вот они и собрались, так сказать, на симпозиум по вопросу о пресечении сталинской тирании. Сидят в потаенной баньке человек двадцать колдунов изо всех уголков нашей необъятной страны, не пьют, не едят, обсуждают свой колдовской теракт. В конце концов сходятся все на том, что нужно добыть какую-то личную вещь Иосифа Сталина, хоть след его вырезать из земли, и потом уже наслать на него порчу при помощи этой вещи. А надо заметить, что у Сталина тоже были свои колдуны про всякий несчастный случай, поскольку он до того дошел по пути своего исторического материализма, что уже боялся нечистой силы. Только они были не той, как говорится, квалификации и чисто по-советски, то есть спустя рукава, делали свое дело. И вот, значит, является как-то штатный кремлевский колдун к Хозяину и докладывает, что, дескать, по его предчувствию в городе Моршанске собрались вредительски настроенные колдуны, корифеи из корифеев, и думают, как бы им Иосифа Виссарионовича извести…

– Их, конечно, после этого расстреляли? – с живым интересом осведомился Оценщик.

– Ни в коем разе! Напротив, Сталин говорит своему кремлевскому колдуну, дескать, сделай что-нибудь, уйми по своим каналам эту антисталинскую коалицию. Тот в ответ: не могу, товарищ Сталин, не тот уровень профессионального мастерства. Делать нечего, посылает Хозяин в Моршанск самого Генриха Ягоду – шефа энкавэдэ. Прибывает Ягода на место происшествия, находит ту самую злополучную баньку, скромным способом стучит в дверь и, когда ему отворяют, действует по инструкции – падает на колени и голосит: «Отцы, оставьте вы это дело, заклинаю вас от имени мирового пролетариата!» Ну, после таких уважительных слов пошли на попятную колдуны, решили, что бог с ним, с сельским хозяйством, как-нибудь проживем…

– Довольно дурацкие ваши сказки, – с неприязнью сказала Вера.

– Ну почему? – возразила Ольга. – От исторических личностей всего приходится ожидать. Христос вон тоже, говорил-говорил по-русски, а перед смертью вдруг на арамейском заголосил…

– Это вообще бывает, особенно с тонкими натурами, – подключился я. – Например, моя киевская тетка как-то поехала в Польшу по туристической путевке, и очень ей там понравилось улицы переходить. Как только она ступит на проезжую часть, так сразу замирает коловращение автомобилей…

– Вы это уже рассказывали, – перебила Вера.

– Действительно, рассказывал, – согласился я, – видимо, это спирт. Тараканий Бог заметил:

– Спирт, между прочим, ворованный, я это желудком чую.

– С чего вы взяли?! – вскричали Вера и Ольга хором.

– Просто меня ворованный не берет, потому что, как показывает история, все экспроприированное не впрок. От купленного я через пару минут балдею, а ворованного хоть канистру выпью – и ничего!

Наши хозяйки напрасно испугались разоблачения в присутствии судебного исполнителя, тот вовсе пропустил мимо ушей сообщение о принадлежности спирта, поскольку он тем временем формулировал один жизненный анекдот

– У нас в суде, месяца три это будет тому назад, – вдруг заговорил Оценщик, взявшись за подбородок, – случился похожий казус. Прямо заявляю, ни за что мы засудили одного предприимчивого гражданина. Этот гражданин ранней весной арендовал у колхоза «Маяк» четыре гектара пашни и летом выдал, образно говоря, неистовый урожай. Колхоз собирал по сорок – пятьдесят центнеров с га, а этот Эдисон выдал по сотне с лишним. Конечно, обиделся колхоз, в силу того, что какой-то отщепенец, образно говоря, подмочил ему репутацию, и подал на предприимчивого гражданина в суд. Ясное дело, мы его засудили. Восемь лет дали за частное предпринимательство со всеми вытекающими последствиями. Так представьте себе: он после суда принципиально отказался по-русски разговаривать, а стал разговаривать по-английски и даже по-ихнему кассацию написал! Все восемь лет так по-английски и говорил. Чего уж там удивляться, что Христос перед смертью на арамейском заголосил…

– Кстати о Христе, – заикнулся я. – Мне почему-то кажется, что он относится к России с особой, я бы даже сказал, трогательной симпатией…

– Ничего себе симпатия! – с горьким чувством сказала Вера. – Налицо бедная, деградирующая страна, ошалевшая от водки, земля лентяев, писателей и воров, земля беспорядка как способа существования, а вы уверяете, будто Христос к нам относится с трогательной симпатией!…