Граф чувствовал, что сердце у него бешено бьется, а по телу время от времени пробегают холодные мурашки. В полночный час он находился в покинутом зале своих предков в обществе человека, каждое движение которого и каждый взгляд действовали на него ошеломляюще.
С той минуты, как они вступили в красную комнату, Костя Булий казался еще более суровым и торжественным, чем прежде. Лицо его приобрело удивительное, не поддающееся описанию выражение. Он вдруг встал на месте как вкопанный и, скрестив руки на груди, неподвижно вглядывался в один из углов зала.
Граф обвел глазами увешанные портретами стены и, несмотря на тайный страх, который пронизывал его, вдруг приосанился, и его смущенное лицо даже прояснилось счастливой улыбкой.
Вид стольких покрытых славой предков, видимо, исполнил его бодростью и отвагой; сразу позабыв о своих опасениях, он схватил один из канделябров и, быстро подойдя к стене, стал блестящими глазами вглядываться в фигуры и лица своих благородных пращуров.
Костя Булий продолжал молча стоять на месте; лишь спустя несколько минут он оглянулся на своего спутника и с каким-то особенным выражением начал следить за каждым его шагом. Граф быстро переходил от портрета к портрету. Он уже миновал целую вереницу магнатов в кармазиновых жупанах, воевод, каштелянов, старост и вдруг остановился перед портретом отца.
На портрете отец не был еще тем седовласым старцем с длинной, седой и неряшливой бородой, с тоскливым бессмысленным взглядом и побледневшим, болезненным лицом, каким граф его запомнил с детских лет. Постигшие родину несчастья не только помутили его разум, но одновременно подсекли и его физические силы.
Художник изобразил его в полном расцвете сил, с гордым челом, с живыми сверкающими глазами. Это был могущественный магнат, сторонник Барской конфедерации, еще не отчаявшийся спасти родину, не сломленный жестоким разочарованием и сомнениями. Граф несколько минут вглядывался в благородные значительные черты отца, и грудь его вздымалась все более бурно.
Но вот он сделал еще шаг и остановился перед портретом брата. Слегка вздрогнув, он с тихим вздохом покачал головой.
У Кости Булия сверкнули глаза. Он весь напрягся, грозно насупил брови и, положив одну руку на грудь, а другую торжественно подняв вверх, промолвил глухим голосом:
- Приглядитесь хорошенько, ясновельможный пан, ведь это портрет брата, которого вы обидели при жизни, и хотите обидеть и после смерти.
Граф, никак не ожидавший подобного обращении, отскочил от стены и с перепугу едва не выпустил из рук канделябр.
- Что ты сказал? - крикнул он.
Костя, все с тем же грозным и торжественным видом, сделал шаг вперед.
- А то и говорю, ясновельможный пан,- продолжал ключник, подчеркивая каждое слово,- что вы столько страданий доставили моему пану, пока он был жив, что могли бы хоть мертвого оставить в покое.
Граф так и задергался весь.
- Что это все значит? Не понимаю! - вскричал он, остолбенело уставившись на старого слугу.
Тот злобно сжал зубы.
- Может, это неправда? - прошипел он.
Бледное до этого лицо графа побагровело от гнева и возмущения.
- Эй, приятель… - начал он повышенным тоном.
Костя Булий тихо рассмеялся.
- Неприятно вам вспоминать об этом, ясновельможный пан, верю…
Тут к вельможе, уязвленному в его гордости, вернулась присущая ему самоуверенность, и он грозно выпрямился.
- Ты что себе думаешь, мерзавец,- крикнул он громко и шагнул вперед.
Старый слуга не двинулся с места, а глаза его засверкали еще более сурово.
- Потише, потише, ясновельможный пан,- ответил он с ударением.- Сдержите свой гнев, приберегите его к концу, когда услышите всю правду.
Зловещее выражение глаз и лица, с которым ключник произнес эти слова, заставило графа вздрогнуть, но он тут же овладел собой и сделал еще один шаг вперед.
- Ты, стало быть, заманил меня в западню, негодяй! - быстро сказал он.
Костя Булий снова как-то странно усмехнулся.
- Ха! - буркнул он с издевкой.- Это ясновельможный пан ставит ловушки, охотясь за чужим имуществом, а ведь пословица говорит: «Кто другому яму роет, сам в нее попадет».
Это было уже слишком для гордого магната, к тому же задетого несправедливо. По лицу его разлилась смертельная бледность, он был возмущен до глубины души.
- Мерзавец! - крикнул он и сделал движение, словно хотел кинуться на противника.
Костя Булий злобно расхохотался.
- A-а, вам, ясновельможный пан, неприятно это слышать, а ведь все правда, святая правда! Разве не причинили вы своему старшему брату зла при его жизни? - продолжал он, все более распаляясь,- а теперь разве не покушаетесь вы на имущество, которое он завещал другому; разве не хотите из подлой алчности выставить его имя на посмешище всему миру, не называете его сумасшедшим и недоумком?..
Графа от гнева трясло, как в лихорадке, губы его дрожали.
- Замолчи! - крикнул он, не помня себя от возмущения.
Старый слуга насмешливо и пренебрежительно покачал головой.
- Только ошиблись вы, ясновельможный пан, ошиблись! - снова заговорил он, не меняя тона.
Граф скрипнул зубами и сунул руку в карман сюртука.
Но Костя Булий невозмутимо продолжал: