Заколдованная усадьба

- Верно, но покойный ясновельможный пан, царствие ему небесное,- произнес ключник торжественным голосом,- за два года до своей смерти уехал за границу.

- Где же он умер?

- В Дрездене, - быстро ответил старик, словно хотел заглушить какое-то неприятное воспоминание.

- И вы были при его смерти?

- Он скончался у меня на руках,- резко ответил ключник, оскорбленный и удивленный таким вопросом.

- Значит, он покоится в чужой земле? - продолжил его спутник.

- Напротив, умирая, он завещал похоронить его в Жвирове, и я сам привез сюда тело.

- А почему он все свое имущество оставил почти чужому, однофамильцу? У него что, не было ни детей, ни близких родственников?

- Покойный пан не был женат,- ответил ключник с тяжелым вздохом.

- Но он мог бы иметь брата, сестру, племянников, племянниц - даже трудно представить себе бездетного богача без подобного дополнения.

Ключнику, видимо, был неприятен этот разговор, лицо его еще больше помрачнело, да и голос зазвучал еще тверже и резче.

- У покойного был сводный брат, но…

- Но? - подхватил незнакомец.

- Он не любил его,- коротко ответил ключник.

- И не отписал ему ничегошеньки?

- Даже гроша ломаного.

- И брат этот жив?

- Он живет в полутора милях от Жвирова, в Оркизове.

- Черт возьми! Как же он принял нового владельца?

- Об этом спросите лучше его самого, - отрезал ключник таким тоном, который исключал, казалось, дальнейшие расспросы.

Пассажир его, нисколько не обескураженный, попытался было возобновить разговор, но в эту минуту повозка въехала на пригорок, и перед ними открылся наконец вид на стоявшую в некотором отдалении Жвировскую усадьбу.

Незнакомец даже подскочил на сиденье и жадно впился в нее глазами. Солнце с полчаса как скрылось за холмами, и землю постепенно окутывал сумрак, усадьба, однако, была видна довольно отчетливо. Это было внушительное двухэтажное каменное здание с двумя выдвинутыми вперед пристройками по бокам и великолепным парадным крыльцом, украшенным шестью витыми колоннами. Позади него раскинулся фруктовый сад, который с одной стороны смыкался с небольшим сосновым леском; спереди тянулся обнесенный частоколом двор с огромной клумбой посредине. Сбоку, в глубине двора, из-за лип и диких каштанов выглядывали обширные, тоже в два этажа, службы.

Издалека, в надвигающихся сумерках, незаметно было никаких следов запустения - ни на самом доме, ни во дворе, ни на службах, даже трудно было представить себе, что усадьба необитаема.

- Так вот она, Заколдованная усадьба! - воскликнул незнакомец.

Ключник вместо ответа стегнул лошадей.

- Ей-богу, издали она выглядит совсем не страшно!

- Дураки собственной тени боятся,- произнес Костя Булий.

- А вы, с вашими ключами, где живете?

- У меня своя усадебка за леском.

- Вы женаты? - продолжал расспрашивать незнакомец, не смущаясь лаконизмом получаемых ответов.

- Нет.

- Совеем один живете?

Ключник ничего не ответил. Он направил повозку в широкую, осененную густыми дикими каштанами аллею, затем неожиданно свернул в узкий боковой проезд.

- Куда это вы свернули? - спросил незнакомец.

- Подвезу вас в Бучалы.

- А эта каштановая аллея?

- Она ведет в усадьбу.

Внезапно незнакомца озарила новая мысль.

- Эй, стойте,- закричал он,- везите меня лучше в усадьбу. Я осмотрю это заколдованное место, переночую у вас, а утром чем свет пешочком отправлюсь в Опарки.

- Да отправляйся хоть к черту! - вскипел окончательно вышедший из себя ключник.- Только отвяжись от меня.

Незнакомец побагровел, схватился за свою суковатую палку и крикнул заносчиво, с вызывающим видом:

- Ого, братец, ты, как я вижу, начинаешь сердиться.

Костя Булий смерил своего спутника грозным и презрительным взглядом, пожал плечами и ничего не ответил.

Но тут он случайно взглянул в сторону и в то же мгновение с ним произошла удивительная перемена: вся кровь бросилась ему в лицо, он сдвинул брови, злобно оскалился, глаза метнули молнию.

Незнакомец невольно посмотрел туда же, забыв от удивления о своей обиде.

На расстоянии нескольких шагов, у самого большака, возвышался на холмике старый покосившийся деревянный крест, а около креста, прислонившись к нему спиной, стоял какой-то человек в крестьянской одежде. Он не выглядел нищим, хотя надетая на нем грубая и грязная холщова рубаха была вся в дырах, от соломенной почернелой шляпы остались едва ли не одни поля, а из стоптанных постолов торчали голые пальцы. Это был, видимо, один из немногочисленных в те времена сельских пролетариев, не имевших своей земли и поэтому свободных от панщины; те из них, кто избежал рекрутского набора или не нанялся к кому-нибудь в услужение, становились обузой и карой божьей не только для собственной деревни, но часто и для всей округи.