Заколдованный круг

— Какая охота без водки, — одобрительно сказал Юн. — Она язык развязывает, а это как раз и требуется. В этом селении у всех рты на замке, разве только за спиной шепчутся.

По этой фразе Ховард понял, что Юну хочется о чем-то с ним потолковать.

С каждым годом Ховард доверял Юну все больше и больше. Не было в селении человека, на которого бы он мог так положиться. Юн постарел и чуть поседел. Но он так же любил лес и по-прежнему был отличным охотником. И по-прежнему лишнее болтал, во всяком случае, так десять лет назад выразилась Рённев. Но одно Ховард знал по собственному опыту — Юн за глаза словечка дурного не скажет. Скорей уж все, что думает, выпалит тебе в лицо.

В этот вечер Юн начал разговор с Керстаффера.

— У тебя осенью своих забот хватало, поэтому вряд ли ты слыхал о событиях в селении. Не больно много этих событий, но… Керстаффер купил лес, слыхал?

Нет, Ховард ничего об этом не слышал.

Да, Керстаффер купил лес. Две тысячи молов. За шестьсот далеров, ни больше, ни меньше. Деньги приличные, прямо скажем. Правда, цены на лес подскочили в последнее время…

Продал ему лес Шённе Стрём. И теперь у этого Шённе всего три тысячи молов. Так, неровен час, и без хутора останется.

У него-то самого вряд ли душа об этом болит. У него на уме одна скрипка. Но уж коли у тебя на шее баба да детишки, коли у тебя дурости хватило ими обзавестись…

— Повезло тебе, Юн, — сказал Ховард, не подумав.

— Да, уж такой я счастливчик! — ответил Юн, и в его голосе зазвучала вдруг такая горечь, что Ховард вздрогнул.

Не сразу Юн вернулся к истории о торговле лесом.

— Эта продажа леса обошлась без Нурбю. Говорят, жена Стрёма клялась, что, даже если бы им всем пришлось по миру пойти, Хансу Нурбю они бы не продали — ведь Нурбю постыдно надул Стрёма лет десять — двенадцать назад.

Кто бы подумал, что черт из Берга станет покупать лес, когда можно его воровать? Но уж таков Керстаффер — никогда не знаешь, что он выкинет, он способен даже и на честную сделку.

Впрочем, поговаривали, что лес он этот купил в подарок сыну, Эрику-младшему, вроде как откупиться от него. Точно, как в свое время Эрик-старший разрешил Керстафферу расширить погреб и сажать за плату помешанных. «Тогда он, может, и мне даст мой век дожить», — сказал тогда Старый Эрик. И Керстаффер теперь может сказать то же самое.

Юн помолчал.

— Все в жизни повторяется, — сказал он скорее себе, чем Ховарду.

Люди поговаривали, что, когда Эрик-младший народился, никто понять не мог, как это Керстаффер, с его-то скупостью, решился так много своего отдать, что хватило сделать мальца. Но теперь-то они раскусили, что Керстаффер ни на какой расход не пошел — он только отдал частичку своей злости в рост под проценты…

— И как это Керстаффер тебя никогда не поджег? — сказал вдруг Юн. — Сарай, конюшню или что другое. Его ведь всего распирает от ненависти.

Не кривя душой, Ховард ответил, что не раз об этом думал. Но Керстаффер не дурак и хорошо знает, что тогда подозрение сразу пало бы на него.

— К тому же ты так выдрессировал Трулса, — сказал Ховард, — что из нашей усадьбы не так просто ноги унести.

Если зима не лютовала, они спускали Трулса на ночь с цепи — Юн так его выучил, что пес не уходил далеко от дома, но люди привыкли к тому, что ночью безопаснее сделать крюк и обойти Ульстад.

Трулс развалился на полу поодаль от очага. У него загорелись глаза, когда он услышал свое имя, но потом он понял, что от него ничего не требуется, и снова заснул.

И Трулс тоже понемногу старел. Но когда пес чуял, что предстоит охота на лося, он радовался, как щенок.

Между тем Ховард чувствовал, что Юн сегодня хотел потолковать с ним о чем-то другом. Они еще выпили, и тогда он взял быка за рога.

— Разумно, что ты уже через два дня после похорон нанял Гуру! — похвалил Юн. — Ты знаешь, в селении много пересудов о внезапной смерти Рённев, или, как ее называют, дурной смерти.

Ховард похолодел.

— В этом селении обо всем судачат, — возразил он, — должны же посудачить и про смерть Рённев!

Юн не торопился с ответом. А когда наконец заговорил, видно было, что он тщательно подбирает слова.

— Как-то перед смертью Мари позвала меня в свое стойло в хлеву и сказала: «Ты набит дурью и немногого стоишь. Но есть здесь человек и подурее тебя, а стоит он больше. Ему может понадобиться совет, так вот, ты дай ему толковый совет, если у тебя ума хватит».

Да, на Мари это похоже.