Заколдованный спектакль

— Ну что поделаешь: давайте, — вздохнула фигура. — Только чтоб сигары были действительно гаванские, а то знаете, какое теперь время. Все, миль пардон, обжуливают. Вот, например, жена… Вы ее знали? Любовь Степановну?.. Говорила: едем вместе. А сама — фюить!.. Забрала фамильные драгоценности, банковскую книжку — и…

Но Артемка уже его не слушал: он быстро бежал к казарме.

— Н-да… — уехала, — продолжала бормотать фигура. — Все стали жульничать… Собственно, Деникин, если правду сказать, тоже, миль пардон, жулик, но это — строго между нами.

Скоро Артемка вернулся.

— На, — положил он на скамью буханку хлеба и два свертка, — забирай, а цилиндр давай сюда. — И без церемоний он снял с фигуры шляпу, обнажив гладкий, как бильярдный шар, череп.

— Артемка… — позвал я его тихонько. Он оглянулся, разглядел меня сквозь поредевшие уже ветки сирени и кивнул головой.

— Саперная, пять, — шепнул он мне. — Иди туда…

Мы сошлись у глиняной избы на окраине города. Перелезли через плетень и оказались в садике с беседкой.

— Вот, — сказал Артемка, входя в беседку, — теперь можно говорить сколько угодно. Хозяин — старый рабочий, не выдаст. Да он и не бывает днем дома. Здесь и будем всегда встречаться.

— Как же ты с ним познакомился?

— Я зашел будто воды напиться. Вижу, сидит и шилом сапоги колет, прорехи зашивает. Взял я у него из рук эти сапоги да в два счета и залатал. Сразу в доверие вошел.

— Артемка, — с упреком сказал я, — уж я ждал тебя, ждал…

— Да все из-за этого деда. Хвастает, будто первым человеком в каком-то департаменте был, а торгуется, как цыган. Целый час с ним провозился.

— Да зачем она тебе нужна, шляпа такая! Это ж не шляпа, это ведро.

— Ведро!.. Это настоящий цилиндр. То-то Труба обрадуется! Вот будет. Гордей Торцов!

— Ты все о том же. А тут такая обстановка получается…

— Я про обстановку не забываю. Обстановка у меня на первом месте. Вот, слушай. — Артемка выглянул из беседки и, хотя никого не заметил, перешел на шепот. — Вчера прискакал поручик с денщиком от полковника Волкова. Фамилия поручика Змеенышев. Прямо как влипла ему эта фамилия: голова у него маленькая, шея длинная, а глаза гадючьи. Вечером опять кутили у полковника Запорожцева. Уж этого Змеенышева поили, поили и коньяком, и шампанским, и чистым спиртом, а он ни в одном глазу. Только под конец опьянел и стал хвастаться. «Наша, говорит, — часть из одних офицеров, у нас нет этих вонючих солдат, как у вас. Мы, если хотите знать, и одни можем ваших припекинских на корм воронам раскрошить». Сколько их, этих офицеров, я так и не узнал. Узнал только, что остановились они в Прокофьевке, сорок верст отсюда, а в субботу к вечеру будут тут… Уж и конюшни готовят и квартиры.

— Еще что? — волнуясь, спросил я.

— Еще — вот. — Артемка нагнулся, снял с ноги башмак и, поковыряв в нем пальцем, вытащил в несколько раз сложенный лист синей бумаги. — Черт его знает, что оно такое. Труба в штабе со стола стянул. Он думает, что это план всей Крепточевки: с орудием, с пулеметами… Возьми, командир разберется.

— Артемка, — обрадовался я, — если только это план…

— Ну-ну, — усмехнулся Артемка, видимо, и сам довольный, — может, это и не такая уж важная штука.

— Важная, важная! — уверял я. — Ну, а как ты тут? Как Труба?

Губы у Артемки покривились:

— Этот проклятый Потяжкин… Прямо в душу плюет, подлец. Днем изводит на репетиции, ночью на попойках. Труба — тот легче переносит, даже, я замечаю, доволен, что в коньяке хоть купайся, а я не знаю, как и выдержу. Хоть бы конец уж скорей!

И Артемка рассказал, что ему приходится переживать.

До двенадцати часов Потяжкин спит после ночных попоек, а с двенадцати «сочиняет» на репетициях. «Запеканкин! — кричит он Артемке. — Скорей на сцену. Я придумал новый вариант. Прищурь глаз! Оскаливай зубы! Кричи!»

— И знаешь, — еще тише зашептал Артемка, озираясь, — по-моему, он замечает, что мне это противно. Да, замечает и нарочно придумывает всякую чепуху — может, чтоб помучить меня, а может, с расчетом, что я не выдержку и выдам себя.

— Так ты думаешь, он подозревает вас? — ужаснулся я.

— Наверно, — сумрачно сказал Артемка. — Я только Трубе не говорю, а то как бы он не смылся отсюда раньше времени. Вчера за мной какой-то тип ходил. Я оглянусь — он остановится и разглядывает небо. Больно ему там интересно! Или под ноги себе смотрит, будто потерял что.

— Так вас же могут в любой момент схватить!

Артемка минутку помолчал соображая.

— Я думаю, Потяжкин до спектакля нас не тронет. Ему интересно показать свою пьесу, а, кроме нас, тут никто играть не умеет. Главное ж, он хочет выследить, на кого мы работаем. Ты сообрази: ну, арестует он нас, ну, начнет пытать, а мы, может, упремся и ничего не скажем. Нет, это ему неинтересно. Я и беседку эту облюбовал, чтоб нам не попасться. Ты больше нигде не ищи меня, только сюда приходи. Делай вид, будто яблоки красть приходишь.

Мне хотелось чем-нибудь порадовать своего друга, и я рассказал о первом собрании молодежи.

— Счастливые! — позавидовал он. — Ну, ничего, может, я опять буду с вами. Значит, Таню избрали?