– А то! – гордо сообщил хирург-травматолог. – Конечно, знаю, сам туда Люську отправил.
– Куда? – вдруг откуда-то сзади спросил знакомый голос.
Мы с Аркашкой обернулись и наткнулись взглядом на плотного, хорошо одетого мужчину. Гладко выбритые щеки и свежая стрижка самым очевидным образом говорили о том, что господин в светлом костюме только что посетил парикмахерскую. Он благоухал дорогим парфюмом и весенней свежестью. От прежнего дяди Вени в этом франтоватом щеголе остались только решительные смеющиеся глаза и тросточка, на которую он опирался при ходьбе.
– Я отправил Людмилу машину отдавать, – как о чем-то само собой разумеющемся сообщил Аркаша, окидывая Люськиного дядю придирчивым взглядом с головы до ног. – Вениамин Палыч, эким вы франтом! – завистливо протянул он. И хвастливо добавил: – Я, можно сказать, ноги стоптал, бегал, со всеми договаривался, разруливал эту тупиковую ситуацию и в результате решил все проблемы. И хоть бы кто спасибо сказал! Вот смотрите, как все замечательно устроилось.
Он завел глаза к потолку и начал перечислять, загибая пальцы:
– Люська, чтобы помочь своему ненаглядному Володеньке, меняет свою «мазератти» на годовой запас вакцины, за что главврач поликлиники Пономарев, у которого этой вакцины просто завались, прощает мне порчу израильского прибора. А я, в свою очередь, привожу в аэропорт шкуру ягуара, которую Мария, будучи в сговоре с культурологом-африканистом, похитила у сына Ахмеда Камальбекова. И если бы вы не примчались сейчас в аэропорт, то Вовка забрал бы у меня шкуру и преспокойно слинял вместе с Машкой в Анголу. Только Машка еще не подошла. Вот стоим, ее ждем. Без шкуры-то она никуда не полетит. Да только что-то долго она возится. Пока копалась, вы вот нагрянули. Теперь придется Вовке отдуваться за преступление, которое он совершил. А Люське, – злорадно добавил Аркадий, пристально глядя вслед хорошенькой блондинке, – лет десять придется дожидаться милого из тюрьмы. Жалко только, что к тому моменту, когда Вовка освободится, срок годности вакцины уже истечет.
Лишь только я шагнула к одиноко стоящему в сторонке доценту Куракину и открыла рот, чтобы высказать все, что думаю об этом интригане, как краем глаза заметила два хорошо знакомых силуэта, о чем-то горячо беседующих прямо посреди зала аэропорта. Это были участковый Свиридов и следователь Козелок. А в непосредственной близости от двух представителей силовых структур с видом крайней растерянности топтались бравые молодцы в камуфляже и с автоматами наперевес. Наконец спорщики пришли к какому-то согласию и со всех ног устремились к нам, оставив автоматчиков стоять посреди зала. Значит, нерадивый дежурный по отделению все-таки переборол свою лень и передал мои слова безумно занятым приятелям-силовикам.
– А какое преступление совершил доцент? – спросил, отдуваясь, запыхавшийся от быстрого бега майор Свиридов, который ухватил лишь финальную часть выступления врача.
– Ну как же?.. – растерялся доктор Орлов. – То самое преступление, которое убийство Сени...
– Я хочу сделать признание, – поправляя дорожную сумку на плече, вдруг заявил до сих пор молчавший доцент Куракин, приблизившийся к нам и внимательно прислушивающийся к разговору. – Это действительно я убил Семена Камальбекова.
Участковый и следователь удивленно переглянулись, а Люськин родственник провел рукой по подбородку в поисках бороды, намереваясь, видимо, по старой привычке ее пожевать, но, не найдя косицы на обычном ее месте, удовлетворился поглаживанием голого подбородка и задумчивым мычанием. Помычал секунд пять, а затем, глядя Владимиру прямо в глаза, многозначительно произнес:
– Володя, имейте ввиду, Мария никого не убивала.
Парень непонимающе передернул плечами и с нотками раздражения в голосе ответил:
– Конечно, не убивала. Ведь это сделал я.
Доцент Куракин искоса взглянул на запястье, где на потертом кожаном ремешке серебрились старенькие часы «Ракета», и попросил:
– Прежде чем вы меня арестуете, давайте отойдем в сторонку и я расскажу вам одну историю, которая, смею надеяться, прольет свет на все случившееся и расставит точки над i.
Мы все вместе покинули очередь к стойке регистрации, отошли к скамейкам для ожидающих своего вылета и тесной стайкой уселись на одной из них. Кандидат культурологических наук сделал глубокий вдох и принялся рассказывать.
Эта история началась много лет назад, когда трехгодовалый Вовочка Куракин сидел на кухне и слушал, как его мама Лена ругается с папой Ваней. Мама была красивая, а папа служил военным летчиком и надолго уезжал, оставляя красивую маму без присмотра одну. В тот вечер на своей кухне Герой Советского Союза капитан Куракин выражал сомнения относительно верности молодой жены. Мама же обижалась и даже плакала, называя оскорблением справедливые папины упреки. То, что упреки справедливые, Вовочка знал наверняка – он сам не раз видел, как к маме приходил папин друг дядя Женя и оставался до утра.
Желая помирить родителей и прекратить ненужный спор, Вовка отложил грузовичок, который до этого катал по полу, и звонким голосом сказал: