Закон бутерброда

Собрание перед началом учебного года в образовательном учреждении второй ступени служило не затем, чтобы обсудить практические детали того, как школа примет новых учеников; его основной задачей было погрузить персонал в психологический траур по каникулам и приучить его к грустной реальности: совсем скоро ученики и бесконечные проблемы вернутся снова.

Все три года, что Марианна занимала пост ассистента преподавателя, она каждый раз находила это собрание не только бесполезным – работала она на полставки и не нуждалась в психологической помощи, чтобы расстаться с летней беззаботностью, – но и откровенно, смертельно скучным. Этот раз не стал исключением, с той лишь разницей, что охватившая ее скука утешала не хуже ласки. Она давала чувство защищенности и некоторой стабильности. Школа была средоточием, высшим воплощением рутины – конечно, рутины, расцвеченной мордобоями в столовой, сексуальными связями учеников в туалетах, нежелательными беременностями и приступами судорог, загадочным образом совпадающими с контрольной по истории, но рутины в общем и целом успокоительной, если научиться справляться со всеми этими ситуациями.

Вокруг нее, посреди внутреннего двора, где обычно проходили собрания, сидели на принесенных из классов стульях преподаватели. Препод английского перешучивался с секретаршей дирекции, трудовик, последний подхалим, сидя в первом ряду, кивал каждой фразе стоявшего перед ними директора. Рядом с ней Оливье слал эсэмэски своей новой пассии, преподу шведской гимнастики, что, по ее личному мнению, выглядело уж совсем карикатурно. Короче, все было в точности как всегда, как до каникул. И Марианна почти с наслаждением вслушивалась в унылую речь директора.

– Таким образом, согласно новым указаниям министерства, мы обязаны ввести часы индивидуальных занятий с учениками; однако включить эти часы в почасовую нагрузку, установленную на этот год, мы не можем. Поэтому они будут совмещены с часами наказаний. Час наказания = час индивидуальных занятий. Надеюсь, никто не против?

Поднялось несколько рук. Мадам Тибо, ужасно строгая историчка, из-за которой у учеников случались приступы судорог, взяла слово:

– Смотря кто будет вести эти часы. Часы наказания бывают после уроков, и лично я не собираюсь сидеть в школе до половины седьмого и следить за наказанными без прибавки к жалованью. Кто же возьмет на себя эти дополнительные занятия?

Директор примирительно махнул рукой и пояснил:

– Часы наказаний всегда были прерогативой наших лучших ассистентов преподавателей, и незачем это менять. Их преимущество в том, что они молоды, это сближает их с учениками, и они смогут использовать его, чтобы… – казалось, он не знал, как сформулировать свою мысль, – чтобы… чтобы помочь им справиться с трудностями в учебе. Все они – блестящие студенты с огромным педагогическим чутьем. Более того, работа с наказанными учениками входит в их оплачиваемые обязанности, то есть наша почасовая нагрузка никак не меняется.

Марианна встала и попросила слова:

– Простите, но я не понимаю, что меняется по сравнению с прошлым годом. Вы думаете, чем мы занимаемся с наказанными учениками? Решаем судоку? Нет, помогаем делать уроки. Но вам это, разумеется, неизвестно, ведь в это время в школе уже никого нет…

Послышался скрежет сдвигаемых стульев, кашель, чихания. Учителя всегда чувствовали себя неловко, когда воспитатели открывали рот и напоминали о своем статусе школьных пролетариев.

Вслед за ней поднялся Оливье:

– Не уверен, что министерство одобрит столь вольное толкование “часов индивидуальных занятий”. Кроме того, хотел бы обратить ваше внимание на то, что в последний рабочий час нужно одновременно следить за наказанными учениками и отмечать отсутствующих в электронном журнале. А компьютер, я уже указывал на это в прошлом году, стоит в кабинете завуча по воспитательной работе, тогда как наказанные находятся во внутреннем дворе, а ассистент один. То есть ассистенту приходится быть одновременно в двух местах. Мы до сих пор ждем, когда вы решите эту проблему.

Он уселся на свое место рядом с Марианной, и они обменялись довольным взглядом. Оба знали, что никакого решения не будет, что они по-прежнему станут оставлять детей одних, отлучаясь в кабинет завуча, но им нравилось играть в эту школьную игру и слегка доводить директора; тот состроил недовольную мину, как будто только что обнаружил неожиданное затруднение.

– Да, конечно, понимаю. Что ж, вы просто можете отмечать отсутствующих в другое время. Короче. Мы вернемся к этому вопросу позже, ясно, что речь о мелочах, которые решаются в рабочем порядке в течение года. А теперь предлагаю всем перейти к угощению по случаю начала учебного года и выпить кофе с круассанами, которые ожидают нас в столовой.

Предложение было встречено вздохами облегчения и таким же гвалтом, каким обычно сопровождается конец уроков. Они гуськом потянулись к лестнице, ведущей в столовую.

Училка французского, с которой Марианна, естественно, была в хороших отношениях, учитывая их общие интересы, взяла ее под руку и спросила: