Закон Чернобыля

Джеку не было больно, словно не в него сейчас пряталось метровое жало, убившее девушку. Похоже, сейчас оно в третий раз спасло ему жизнь, но благодарности он не чувствовал. Лишь омерзение от осознания того, что в нем живет неведомое существо, оберегающее его так же, как всадник бережет свою лошадь, на которой ездит. Главное, чтобы не начал за узду дергать и пришпоривать. Кстати, было бы неплохо выяснить, что этому проклятому амулету от него надо?

Он аккуратно снял с себя мертвое тело девушки, поднялся, вытер с груди еще теплую кровь, оделся. Потом нашел в себе силы взглянуть на труп.

Лицо Даны было спокойным. Казалось, она не умерла, а лишь уснула.

Джек отвел взгляд. Тяжело это – смотреть в лица тех, кого ты убил, пусть даже не своими руками. Так и кажется, что они сейчас откроют глаза, в которых застыл немой вопрос: «За что?» И ты по-любому не будешь знать, что на него ответить, даже если было за что…

Томпсон вздохнул и накрыл обнаженное тело девушки ее же одеждой. Если бы не жажда наживы, Дана могла быть сейчас живой. Просто монстр, поселившийся в его теле, очень остро реагирует на любую опасность. Зачем-то он очень нужен этой звезде в круге…

Джек бросил взгляд на кейс с наверняка дорогими артефактами, затем на открытый чемодан с деньгами. Для кого-то вот она, сбывшаяся мечта. Протяни руку, возьми, а потом просто найди способ выбраться из Зоны. И все. И жизнь станет другой – яркой, насыщенной, радостной…

Не станет.

Идиоты те, кто так думает.

Томпсон за годы службы в полиции узнал это совершенно точно. Редко кому удается справиться с неожиданно свалившимся богатством. Большинство, быстро пресытившись нехитрым набором доступных удовольствий, спивается или становится наркоманами. Другие начинают тратить легкие деньги направо-налево, быстро их просаживают и становятся еще беднее, чем были. Третьих находят те, кому эти деньги принадлежали ранее, – либо находятся те, кто хорошо умеет прибирать к рукам чужое богатство, и в обоих случаях ничем хорошим это не заканчивается. Конечно, наверняка есть умники, которые в подобных случаях сумели сохранить и приумножить свое состояние, но Томпсон о них не слышал.

Но все же было оно, искушение взять то, что Дана называла «хабаром», – от самого себя правду не скроешь. Но, во-первых, у Джека была миссия, на которую он сам себя завербовал, и что бы ни говорили ему, и что бы ни нашептывали собственные сомнения, он пройдет ее до конца, и лишь увиденный собственными глазами труп Захарова убедит его, что все кончено и более надеяться не на что.

И, во-вторых, он давал клятву полицейского служить и защищать, но никак не воровать чужое. Пусть это было в другой стране и на другом континенте. Полицейский – это не профессия и не призвание. Это состояние души, личный моральный кодекс, который раз нарушил – и все. Ты уже не слуга закона, а преступник, которому место в тюрьме или на электрическом стуле.

Наверняка многие люди посмеялись бы над такими высокопарными мыслями и столь категоричной жизненной позицией. Но не Томпсон. Он всю жизнь боролся с теми, кто ворует чужое. И Джек точно знал: если украсть один раз, то потом до гробовой доски придется бороться – только теперь уже с самим собой.

Поэтому он просто опустил крышки кейса и чемодана, поставил их обратно в сейф, закрыл тяжелую дверь и повернул штурвал. Что уж тут говорить, далось ему это непросто, но когда щелкнули внутренние замки сейфа, он неожиданно почувствовал облегчение. Впрочем, неудивительно. Победа над самим собой приносит гораздо большее удовлетворение, чем битва, выигранная у самого сильного врага.

Потом он забрал запасные магазины Даны, которые ей уже были ни к чему, и направился исследовать склад.

Здесь было много всего. Оружие, амуниция, еда, консервированная вода, медикаменты – все, что может понадобиться искателю приключений. Можно было еще, конечно, прихватить кое-что из снаряжения, но Джек не стал – по той же причине, по какой не взял деньги и артефакты. Нормальное поведение для полицейского, которому собственная совесть и честь дороже любого хабара.

Выход он отыскал довольно быстро – в самом конце помещения находилась стальная дверь с таким же штурвалом, что на дверце сейфа, только больше раз в пять. Джек открутил его до упора – и бронированный прямоугольник толщиной дюймов в пятнадцать мягко и бесшумно отворился, открыв путь в полутемный коридор, из глубины которого доносились приглушенные выстрелы.

«Может, академик там?» – промелькнула мысль.

И Томпсон бросился вперед, прекрасно осознавая, что вряд ли он найдет в конце коридора всемирно известного ученого, что бежит он сейчас за совершенно несбыточной мечтой, которую сам себе придумал и в которую поверил.

Но он бежал. Потому что если не верить в чудо, которое непременно с тобой случится, то зачем вообще тогда жить на этом свете?

* * *

Он бежал так, как никогда в жизни не бегал. Навстречу хлопкам выстрелов и трескотне очередей, которые слышались все явственнее.

И он добежал…