Закон дороги (СИ)

Прошел всего лишь месяц или уже целый месяц? Поняв, что неминуемая смерть более не грозит им, горожане стали постепенно возвращаться к обычным повседневным заботам. Прежде всего, они оплакали и похоронили своих мертвых, немного позже принялись восстанавливать дома и расчищать улицы. Конечно, многое было разрушено и сожжено, но оставались целые кварталы нетронутых войной зданий, напоминая о прежнем Городе, и люди радовались сохранившимся домам, точно родным. После многих лет закипела работа и в доках. Королю докладывали, что пока ремонтируют и готовят к выходу в море маленькие рыбачьи суда, но в ближайшее время возьмутся и за торговые. Отправилась первая делегация к лесовикам — договариваться о поставках сухого дерева для флота, замечательной парусины, что ткали тамошние мастерицы, и прочего, потребного для оснастки судов.

Много странного происходило в эти дни, или эти события только казались странными? Элеттийцы — чуть ли не все выжившие — явились к королю и Командору Мудрых с просьбой, как только позволят обстоятельства, расчистить Тоннель, ведущий в их родной мир. Они были убеждены, что война закончилась и там. Бывшие солдаты Кадарна, которые по тем или иным причинам остались в городе, несколько дней не высовывали носа из импровизированного лагеря на побережье, а потом сложили все свое оружие у ворот дворца. Король спросил, не хотят ли они вернуться на родину при первой возможности, но получил почти ото всех отрицательные ответы. Они хотели поселиться здесь, просили разрешения принести покаяние в Храме и присягнуть на верность королю. Орданн не сразу согласился, созвал сначала малый совет, потом собрал тех, кто добровольно взял на себя ответственность за восстановление города. Все его помощники были единодушны: если хотят остаться — пусть остаются, лишних рук сейчас просто не может быть. Конечно, за ними нужен глаз да глаз, но, если смотреть на вещи трезво, новые люди совсем не помешают. Оказалось, что среди раскаявшихся бывших захватчиков есть и умелые мастеровые, и знающие моряки, и опытные лекари, что было сейчас весьма кстати. Раненые в госпитале, даже считавшиеся абсолютно безнадежными, выздоравливали прямо на глазах. Дворцовые покои, еще недавно переполненные, быстро пустели.

За всеми своими делами его величество не упускал из виду ближайших друзей и помощников. К примеру, его беспокоило то, что творилось с Хранительницей. Сам он видел ее всего единожды — на том самом малом совете, где она не проронила ни слова. Ему докладывали, что в госпитале она бывает каждый день, ее видели в Храме — она долго беседовала с отцом Грантом, но на празднике Весеннего солнца — первом после войны — она не появилась. Она жила во дворце, но регулярно навещала дом на Дельфиньей улице. А ночами… Ночами она просиживала у постели Даррена, впрочем, как и в любое другое свободное время. И ни соотечественники Лоцмана, ни Одри, ни Мудрые не решались нарушить безмолвный диалог, что вела Хранительница со своим другом. Орданн тоже туда не совался, ему тяжело было видеть бесконечную печаль и безнадежность в глазах целительницы. Король не знал, чем ей помочь и как утешить. Ему не нужно было применять магию, чтобы понять: Тайри все больше отдаляется, погружаясь в омут своих невеселых мыслей. Даже его изобретательная невеста, знающая Хранительницу куда дольше и лучше, не смогла ничего придумать. Иногда его величество злился, силясь понять, почему Тайри вдруг отгородилась ото всех этой невидимой стеной, и Одри объясняла ему просто и четко, как делала всегда:

— Она ведь осталась совсем одна, разве не видишь?

— А мы все что, разом куда-то подевались? Или она ослепла и оглохла?

— Можно сказать и так. У нее были друзья, надежные, как скала — Габриэль и Даррен. У нее был лучший в мире страж — синий дракон. Еще раньше у нее был любимый человек. А теперь… кого-то не стало совсем, а кого-то не дозваться. Пусть они в этом не виноваты, но ей ведь не легче. Я даже боюсь представить себе, как страшно, когда вот так…

— Как, солнце мое? Все же закончилось, уже месяц, как мир…

— Глупый ты, а еще король. Я хоть и подруга Тайри, все равно не смогу заменить ни одного из тех, кого она потеряла. Я не сумею ободрить, как это делал Габриэль, рассказывать о разных мирах, как ее наставник, шутить и подначивать без всякой злобы, как Скайяр. И никто не сможет. Она ведь винит себя в том, что произошло со всеми ее близкими, а еще, наверное, боится принести несчастье тем, кто остался жив. Так что для нее ничего не закончилось.

— Но ведь Скай жив, хоть и спрятался в своем кристалле, и Дар жив!

— Ты бы хотел, чтобы я оказалась на их месте? Тебе бы понравилась такая моя “жизнь”?!

— Упаси Вседержитель, ни за что…

— Вот! Теперь понял?

— Но нельзя же их хоронить раньше времени!

— Она и не хоронит.

— Она хоронит себя. И никто ничего поделать не может.

— Мне страшно подумать, что будет, когда ирольнцы отправятся домой, унося с собой Даррена.

— Одри, умница моя, ну придумай что-нибудь, вспомни, наколдуй… Они ведь уходят не завтра.