— Можно ли привести его? — возразил майор грустно. — Можно ли переломить упрямство человека, сумасшедшего человека, готов я сказать, который способен был покинуть вас, когда вы только что открыли глаза? Я виделся с ним наедине в соседней комнате, пока с вами был доктор. Я старался поколебать его упорное недоверие к тому, что вы считаете его невиновным и что я уверен в этом. Напрасно. У него было только одно возражение. Сколько я ни убеждал его, сколько ни упрашивал его, он в ответ только напоминал мне о шотландском вердикте.
— О шотландском вердикте? Что это такое?
Мой вопрос удивил майора.
— Неужели вы действительно никогда не слыхали о его деле?
— Никогда.
— Когда вы сказали мне, что узнали свое настоящее имя, мне показалось странным, что это открытие не пробудило в вас никакого тяжелого воспоминания. Не прошло трех лет с тех пор, как вся Англия говорила о вашем муже. Немудрено, что он, бедный, воспользовался чужим именем. Где же вы были в то время?
— Вы сказали, три года тому назад?
— Да.
— Мне кажется, я могу объяснить, почему я не знаю того, что известно всем. Три года назад мой отец был еще жив, и мы жили в Италии, в горах близ Сиены. Мы жили очень уединенно и по целым месяцам не видали ни английских газет, ни английских путешественников. Очень может быть, что в письмах, которые отец мой получал из Англии, ему рассказывали об этом деле. Но отец не говорил о нем со мной, а если и говорил, то оно заинтересовало меня так мало, что я тотчас же забыла о нем. Скажите, что общего имеет вердикт со странным недоверием моего мужа к нам я обоим? Юстас на свободе. Следовательно, вердикт был: «невиновен»?
Майор Фитц-Дэвид грустно покачал головой.
— Юстас судился в Шотландии, — сказал он. — Шотландский закон допускает вердикт, не допускаемый, как мне известно, ни в какой другой цивилизованной стране. Когда в Шотландии присяжные не уверены ни в виновности, ни в невиновности подсудимого, они имеют право выразить свою неуверенность неопределенным вердиктом. Если они находят доказательства недостаточными ни для обвинения, ни для оправдания подсудимого, они выносят вердикт: «не доказано».
— И таким вердиктом кончилось дело Юстаса?
— Да.
— Присяжные не были вполне уверены ни в невиновности, ни в виновности моего мужа? Это означает шотландский вердикт?
— Да. И вот уже три года, как сомнение присяжных тяготеет над вашим мужем в глазах общества.
Бедный мой невинный страдалец! Теперь я поняла все. Женитьба под ложным именем, страшные слова, которыми он предупреждал меня уважать его тайну, его ужасное сомнение во мне, — все теперь было мне ясно. Я встала с дивана, сильная смелой решимостью.
— Проводите меня к Юстасу, — сказала я. — Я теперь в силах вынести что угодно.
Посмотрев на меня пытливо, майор молча предложил мне руку и вывел меня из комнаты.
Глава XII
ШОТЛАНДСКИЙ ВЕРДИКТ
Мы прошли в дальний конец залы. Майор Фитц-Дэвид отворил дверь в длинную узкую комнату, пристроенную к задней стороне дома и простиравшуюся вдоль одной стороны двора вплоть до стены конюшни. Это была курительная комната.
Мой муж сидел один в отдаленном углу перед камином. Увидев меня, он вскочил с места. Майор тихо затворил дверь и оставил нас вдвоем. Юстас не сделал ни шагу навстречу мне. Я подбежала к нему, обняла его и поцеловала. Он остался неподвижен, покорился моей ласке и только.
— Юстас, — сказала я, — я никогда не любила тебя сильнее, чем в эту минуту, я никогда не сочувствовала тебе так, как сочувствую тебе теперь.
Он решительно освободился из моих объятий и с машинальной учтивостью постороннего указал мне на стул.
— Благодарю тебя, Валерия, — сказал он холодным, рассчитанным тоном. — После случившегося ты не могла сказать мне менее того, что сказала, и не могла сказать ничего более. Благодарю тебя.
Мы стояли перед камином. Он отошел от меня и медленно направился к двери, очевидно, намереваясь выйти из комнаты. Я последовала за ним, я перегнала его и стала между ним и дверью.
— Почему ты уходишь? — спросила я. — Почему ты говоришь со мной таким жестоким тоном? Ты сердишься на меня, Юстас? Если ты сердишься, я прошу у тебя прощения.
— Мне, а не тебе следует просить прощения, — возразил он. — Прости мне, Валерия, что я сделал тебя своей женой.
Он сказал это так уныло, с таким безнадежным смирением в голосе, что мне стало страшно за него. Я положила руку на его грудь, я сказала:
— Юстас, взгляни на меня.
Он медленно поднял глаза на мое лицо, глаза холодные, ясные, без слез, смотревшие на меня с твердой покорностью, с непоколебимым отчаянием. В эту ужасную минуту я была так же спокойна и холодна, как мой муж.
— Ты считаешь меня способной сомневаться в твоей невиновности?
Он не ответил на мой вопрос. Он горько вздохнул.
— Бедная женщина, — сказал он таким тоном, как сказал бы посторонний. — Бедная женщина!
Сердце мое замерло.