– Боюсь предположить, зачем ты его нюхал, – прошептал я – голосовые связки перехватило от вонищи, и я даже хрипеть не мог. И вздохнуть боялся, опасаясь вырубиться от токсического отравления.
Мы честно напряглись, рванули «бревно» со всей дури, но особого толку от наших усилий не случилось – оотека мертво застряла в матке потолочников, которая после нашего рывка горестно вздохнула. Совсем как человек, осознавший неизбежность скорой мучительной смерти.
– Давай еще раз, – простонал Хащщ без особого энтузиазма.
– Давай, – просипел я. – Рванем – и сдохнем вместе с ней от удушья…
– Думаю, это не обязательно, – прозвучал у меня над ухом знакомый голос.
– Ты ж вроде ушла, – прошептал я, еле шевеля языком – определенно вонь, исходящая от оотеки, была токсичной не случайно. Небось, какой-нибудь защитный механизм, чтоб хищники поменьше интересовались этим природным инкубатором.
– Ушла, – согласилась Арина. – Хотела характер показать, но потом вспомнила, зачем пришла. На фиг мне вообще этот поход без тебя уперся? Так что в мои планы не входит, чтобы ты тут окочурился от приступа собственной глупости. Ладно, коль уж вы в это ввязались и готовы помереть, вцепившись в контейнер с чужими яйцами, придется и мне поучаствовать в этой глупой затее, но с научной точки зрения. Так что погодите дергаться и травиться, это всегда успеется.
Пока мы с Хащщем, вытащив лапы из слизи и отойдя подальше, хлюпали щуплами, Арина обошла вокруг матки потолочников, приговаривая:
– Итак, по сути ты практически сильно усовершенствованный таракан. Сверху – хитиновая броня, снизу – незащищенное брюшко. И если ты почти таракан, то, думаю, нервные узлы у тебя расположены аналогично, в том числе подглоточный. Что ж, можно попробовать.
И крикнула:
– Эй, камикадзе, отдышались? Можете браться снова за этот контейнер смерти, если вам оно так необходимо. И по моей команде – дергайте.
Я уже сильно сомневался в необходимости своей затеи – тот случай, когда инстинкт самосохранения решительно отодвигает в сторону желание сделать доброе дело. Но сейчас отступать назад было уже совсем несолидно, и мы с Хащщем с крайне невеселыми мордами поплелись обратно к оотеке.
Браться за нее по второму разу было настоящим мучением, тем более что мои лапы уже горели огнем – видимо, в слизи было растворено неслабое количество какой-то кислоты. Но, как говорится, назвался груздем – проверься у психиатра. И, поскольку до ближайшего целителя душевных болезней было далековато, мы с Хащщем вновь погрузили лапы в вонючую субстанцию и принялись ждать команды, которую Арина давать не спешила – думаю, специально, чтоб мы с Хащщем как следует прочувствовали все прелести последствий, по ее мнению, нездоровой тяги к совершению добра.
– Я вот сейчас думаю, что она была в чем-то права, – прохрипел Хащщ. – Помогать не пойми кому – это дело токсичное, с очень вредными для здоровья последствиями. Думаю, какой-нибудь геморрой легочного клапана я себе сейчас точно заработал…
Хриплые причитания Хащща прервал глухой звук удара. Матка потолочников вздрогнула всем телом, и следом раздался крик Арины:
– Тяните!
Мы слишком долго ждали этого сигнала, чтобы раздумывать. Рванули от души, из последних сил – и оотека вылетела из матки потолочников, как пробка из бутылки шампанского. Хорошее сравнение, так как следом из мутанта хлынул поток вспененной желтой жидкости, воняющей несоизмеримо более люто, чем оотека. Мы с Хащщем рванули в разные стороны, и хоть нас не окатило с головы до ног, но обрызгало существенно.
– Все, блин, – простонал Хащщ. – Я ж от этого в жизни не отмоюсь! Разложившиеся трупы по сравнению со мной пахнут как розы. Всю снарягу на выброс!
– Надо же, какой ты чувствительный, – проворчал я, отряхивая с рукава пенную слизь, пока она не впиталась глубже. – Любая вонь имеет свойство выветриваться, потому не все так плохо.
Между тем матка потолочников перестала исторгать из себя жидкость и без сил опустилась на пол.
– Окочурилась? – предположил Хащщ.
– Не похоже, – покачал головой я. – Вон крылья приподнимаются-опускаются, значит, дышит.
Подошла Арина, скептически посмотрела на то, как мы пытаемся стряхнуть с себя вонючие капли.
– Поздравляю альтруистов-любителей спасать всякую нечисть, – хмыкнула она. – Что, никак не выходит избавиться от приятных бонусов после благотворительного приема родов?
– Лучше расскажи, что ты там с ней сделала? – сказал я.
– Да ничего особенного, – пожала плечами девушка. – Просто с ноги засадила ей в подглоточный нервный узел. Она от болевого шока расслабилась, вы дернули вовремя, вот оотека и вылетела. Ну что, все, список благородных дел на сегодня завершен и мы можем идти?
– Можем, – буркнул я, глядя на оотеку, сквозь полупрозрачную поверхность которой просвечивали вполне уже сформировавшиеся тельца маленьких потолочников, свернувшиеся в эмбрион. И эмбрионов этих было много, не меньше сотни, а может, и больше. Вот и думай теперь, добро мы сделали, не позволив умереть живому существу, или же приговорили этот мир, не позволив жуткой твари сдохнуть вместе со своим потомством.